«Вы не знаете Холина»?

В 2020 г. исполнилось 100 лет со дня рождения Игоря Холина. По этому случаю в Германии, в Бохумском издательстве «Аспай» (Aspei) вышла серия небольших изданий, посвященных этому уникальному поэту. Наряду с представленными в качестве самостоятельных книг переводами, сделанными Гудрун Леманн (Gudrun Lehmann) – поэзия, Вольфрамом Эггелингом (Wolfram Eggeling) – проза, третий «том» включил в себя «Био-интервью», взятое у Холина Сабиной Хэнсген (Sabine H?nsgen) в Москве в 1996 г.[1]

Думается, последняя из названных книг – а все они составляют серию «CHOLIN 100» и оформлены так, как должно единому изданию, – наиболее интересна для русскоязычного читателя: интервью представлено здесь сперва в переводе на немецкий и английский языки, затем – на языке оригинала. Здесь же приводятся фотографии Игоря Холина в разные периоды его долгой и насыщенной жизни.

Читая расшифрованный Сабиной Хэнсген рассказ поэта о жизни, невольно проникаешься тем предварением, которое он дает в начале своего монотонного повествования: «…в моей жизни плохого было больше, чем хорошего». В детстве неустроенность, чужая семья, детские дома, беспризорничество, колония для трудных детей, голод… И тогда же жизнь в стенах монастыря, отданного под карательно-воспитательное учреждение, в котором питомцы были предоставлены себе и в плане обеспечения себя самым необходимым – едой, одеждой… А окружали этих ребят фрески с религиозными сюжетами, которые, как признается рассказчик, на него, видимо, подспудно повлияли.

Трудовая жизнь для Холина началась в 14 лет, когда его отправили на стекольный завод, откуда он вновь сбежал: не понравилось работать, и продолжал бродяжническую жизнь. Затем – Харьковское военное училище, служба там музыкантом; работа на Новороссийской электростанции; служба в армии (с 1940-го); учеба в Гомельском пехотном училище и начало войны. В 41-м Холин воюет под Москвой, получает первое ранение, заканчивает офицерские курсы и до конца войны служит в младшем офицерском чине (с перерывом, вызванным тяжелым ранением в боях на Дону, 1942), доходит до Праги.

После Победы командирован в Западную Украину для работы с призывниками при военкомате. Оказался в условиях гражданской войны: шла борьба с бандеровцами. Избежав участи службы в трибунале, Холин увольняется из армии. В результате административного преступления попадает на 2 года в лагерь под Москвой (близ села Виноградово), где благодаря знакомству поступает в подразделение охраны; там начинает писать стихи.

Имея возможность свободно передвигаться вне территории лагеря, знакомится с художником и поэтом Евгением Кропивницким и его женой Ольгой Потаповой, тоже художницей. Именно благодаря общению с ними и тем связям, которые устанавливались вокруг них, произошло быстрое обращение Холина (ему тогда уже было 30 лет) к литературе, к неофициальному искусству. Во второй половине 50-х вокруг Е. Кропивницкого собирается круг единомышленников, среди которых дочь Валентина Кропивницкая и ее муж Оскар Рабин, вернувшийся из лагерей сын Лев Кропивницкий, вернувшийся из армии Генрих Сапгир… Возникло то сообщество художников и поэтов, которое теперь известно как Лианозовская группа (центром стала станция Лианозово, неподалеку от которой в барачном поселке жил О. Рабин). До конца 50-х Холин работал официантом в «Метрополе», а потом вместе с Сапгиром начинает сотрудничать в издательстве «Детский мир» (затем, с 1964, – «Малыш») – писать стихи для детей. В 1974 г. он прекращает писать детские стихи, так как они мешали тому творчеству, которое он считал для себя основным, и целиком посвящает себя «взрослым» стихам, хотя в СССР надежды напечататься нет: жесткий, беспристрастный взгляд на выморочную действительность быта (точнее – безбытности) категорически идет вразрез со всей современной литературой. Другие поэты-лианозовцы – Ян Сатуновский, Всеволод Некрасов – создают языковой образ мира, трусливо-ханжески замалчиваемого в официальном искусстве. Отсутствие выраженной авторской (лирической) оценки «воссоздаваемого» мира или хотя бы отношения к нему в стихах самого Холина способствует нагнетанию абсурдности и изображаемого, и методов изображения. Аскетичность в поэтическом высказывании ставит поэта среди ярчайших русских конкретистов. Эта сторона особо привлекает к нему до сих пор.

С 60-х стихи Холина стали выходить в самиздате, а затем и в тамиздате: «Грани», «Аполлон-77», «У голубой лагуны» (1980)… Впитавший в себя методы авангарда и относимый исследователями к поставангарду, Холин, кажется, не ставит перед собой задачи критиковать советскую действительность и не призывает к улыбке – жесткий и безжалостный взгляд порождаем предельно скупым синтаксисом, которым предусмотрены логические разрывы между короткими неполными предложениями, и каждая фраза – фиксация неминуемой судьбы, свершающейся над умаленным до ничтожества (потомком «маленького») человеком. Некоторые стихи Холина вошли в городской фольклор на правах органичной и органической культуры, что свидетельствует о безусловном присутствии в «народном сознании» тех настроений, которые так мощно выявил поэт – желания посмотреть на себя со стороны, посмотреть беспристрастно и не прикрываясь сложным словесным убранством.

Нет-нет да появляющееся в стихах Холина «я» вряд ли имеет точного субъекта, герой, названный или нет, говорящий или безмолвно корчащийся под ужасами жизни, – это в основном «человек вообще», «гомо не-советикус», обреченный увязать в непроходимой мировой грязи, только имеющей русско-советский колорит (на Западе поэт оказался уже в конце 80-х–начале 90-х). Мир – большой барак (и бардак, и чердак, кавардак), свидетельствует Холин, указывая на примитивную жизнь примитивного, доведенного (или дошедшего?) до точки первобытности человека, находящего выход из тупиковости беспросветной нужды и тупости в драке, пьянке, грубом сексе. «Перед нами портрет времени? шарж? антисоветская фронда? русофобия?»[2] – спрашивает Евг. Лобков в статье об этой поэзии. Пожалуй, ответа нет. Своей шокирующей поэзией Холин выходит за пределы определенной эпохи, обнажая другие – несентиментальные, неметафорические – признаки существования. Если поэзия и может что-то воспитать, то эта – воспитывает прямой взгляд. И эти стихи – яркий пример того, как антиэстетическое обретает особую изящность. Страшноватую, даже страшную, зато честную.

Только с 1989 г. «взрослые» стихи Холина стали публиковаться в России: вышли избранные тома поэзии, том прозы, отдельная книга поэм, роман «Кошки мышки»… Творчество поэта продолжают изучать. Так, на недавно организованной в Москве международной конференции (ноябрь 2020), посвященной ярчайшим представителям «второй», неподцензурной, поэзии советского времени, исследователи поэзии Игоря Холина были объединены в целую секцию.

Кажется, та эпоха – эпоха кромешных бараков – безвозвратно ушла. Но отчего же эти стихи продолжают беспокоить? Всё-таки следует признать: дело не в генетической памяти, а в прикосновении к поэзии, которая благодаря автору находит место для дыхания где хочет.

[1] (вернуться) Комплект из трех книг с одинаковым оформлением Мартина Хюттеля имеет следующие выходные данные: CHOLIN 100. Eine Werkauswahl in 3 Teilen. 1. Gedichte, Übertragung: Gudrun Lehmann 2. Prosa, Übertragung: Wolfram Eggeling 3. Bio-Inter-View, Videoaufzeichnung: Sabine Hänsgen. Gestaltung: Martin Huttel. – Bochum: Edition Aspei, 2020. В конце публикации интервью расположена ссылка, по которой можно перейти к видео.

[2] (вернуться) Лобков Евгений. «Страшный мир» Игоря Холина // Зеркало. 2004. № 23. Электронный ресурс: https://magazines.gorky.media/zerkalo/2004/23/strashnyj-mir-igorya-holina.html

[3] (вернуться) Тексты приводятся по изданию: Холин Игорь. Избранное. М.: Новое Литературное Обозрение, 1999.