ПОЭЗИЯ Выпуск 95


Анна ТРУШКИНА
/ Москва /

«Из ломкого стекла»



* * *

Офелия еще не умерла.
Фата её из ломкого стекла,
безумие оттенка облепихи,
стихи темны, запутанны и тихи.

Грехи её краснеют, как сентябрь.
А где-то мокнет под слезами бабр,
фиалки высохли, им влаги не хватало
в глубинах 130-го квартала.

Офелия, ты где? Я здесь, я здесь.
Прозрачной боли ледяная взвесь
в средине сердца, в самом сердце сердца.
Я замкнута на имя, словно дверца.

Возьми меня, не улетела чтоб,
как облако-верблюд, как кит, циклоп.
Я просто инфузория, я нимфа,
неточная к твоим желаниям рифма.

Какой тут, прости Господи, Шекспир?
Век вывихнут, и расшатался мир.
Пей, насмехайся, что тебе Гекуба?
Пусть будет грубо, если хочешь грубо.

Принц датский сам не режет свой кусок,
принц хочет спать, и сон его высок,
не отличит и сокола от цапли
и от вина валерианы капли.

Но честен Гамлет – в монастырь и в бан!
Пускай весь город в обладание дан,
весь мир – тюрьма, и заперты засовы.
Он сам в доспехи латные закован

и видит сон –
над крышами квартала
не облако, не голубки Шагала –
Офелия, Офелия плывет.


* * *

когда ты рассыпаешься как глина
как голубиный всплеск над тротуаром
ах боже правый ты теперь наина
и твой язык неведомый и старый
ветшает тело крошится известка
и разбегаются как мыши складки ткани
нет голоса есть только отголосок
тень на стене и прозелень в стакане
сосуд скудельный требует пощады
немедленной отсрочки приговора
и чувствуешь себя как айседора
над ящиком есенинской рассады


* * *

проснешься как дитя и день весенний ярок
кофейной чашки звон овсяной каши плен
перед тобой москвы развернутый подарок
который до колен дрожащих вожделен
так хочется ее лежащую за дверью
манящая рука закинута за мкад
трель соловьев ее не слышима за дрелью
но ты и этому соскучившийся рад
быстрей быстрей быстрей минуем фазу плато
фонтаны бьют взахлеб и пробка в потолок
на небе облака рукою смелой смяты
и сорваны ремни заезженных дорог
не сдерживай себя взорвись как мирный атом
запомни смерть – чума и промедление – смерть
нас ждут обратно в плен но напоследок надо
закрыть глаза и всласть столицей овладеть


* * *

С простыней безбрежной и под, и над,
в запотевшем призрачном измерении,
глаз прозрачных плачущий виноград
отражает горький пейзаж осенний.
Этот голос-реку не остановишь –
заполняет сердце, стакан, карман.
Воздух-счастье жадно целуешь-ловишь,
но сбегает крайний из могикан.
Окружит петлей, перехватит горло
беспощадный ласковый следопыт.
Упираюсь взглядом в подлесок мерзлый –
там зима идет или смерть стоит.


* * *

Мир слегка преувеличен,
лихо скроен по косой.
Ты съедаешь пять клубничин –
за спиною смерть с косой.

Прожил жизнь актером МХАТа,
очень искренне играл.
Разве мама виновата,
что талант свой растерял?

Ведь тебя предупредили –
волны бились о причал,
а на кухне холодильник
угрожающе рычал.


* * *

зима прикрыла белый глаз и дышит часто
иркутский истинный язык лежит балластом
во глубине сибирских руд во тьме в чащобе
в глухой к московской трепотне родной утробе
идет сосновый легион вдоль ленты тракта
оскудевает лексикон коль нет контакта
та немота шипит в крови смолой тягучей
прекрасный повод наконец поверить в случай
и не убавить жизнь-сестру и не прибавить
пустить по венам ангару как сон как память
глаза таращить в темноту и до рассвета
переживать и вспоминать про всё про это



Назад
Содержание
Дальше