| ПОЭЗИЯ | Выпуск 95 |
|
ИГРА Земная осень чуть наклонена. Волчком из детства крутится стена вокруг меня, хмельного забияки. Одна мечта – постыдно не упасть в давным-давно раскрывшуюся пасть забвения – прожорливой собаки. Не пол, а полюс ластится к стене. Скажи мне, чёрт, где истина – во мне, в жене, в вине, а может, просто в Лете? Смеётся Бог над пьяной ерундой, но я опять за вспыхнувшей звездой ползу вперёд в расставленные сети. Пусть подо мной опять кренится пол, игра со смертью – тот ещё футбол, унылый эндшпиль с неизбежным матом. В густой ночи горит Полярный рай – оттуда Павел в «Галатасарай» по Скайпу шлёт послание к фанатам. * * * С утра затянуло пейзаж за окном. Спасенье – в бутылке с грузинским вином, в неспешном искании смысла того, что над парком нависло. Под дождь хорошо вспоминается пляж какой-нибудь людной Анапы – войдёшь с кондачка в поэтический раж и пишешь шедевры с нахрапа, бумаге вверяя излишний лиризм. За географический детерминизм поднимем, родная, бокалы, на время забыв про оскалы чужого по сути своей бытия. Тут часто бывает несладко, и горько порою бывает, но я привык подниматься над схваткой, над бытом, над ядом чужбинной воды, над мёртвою хваткой извечной нужды – любую бельгийскую узкость расширит умелая русскость, а главное – вслед за холодным дождём, неважно, зимой или летом, нисходит с небес вдохновение в дом, и Муза флиртует с поэтом. ВЛЮБЛЁННЫЕ ЧАЙКИ АЛГАРВЕ Алгарве погружалось в тишину, прибавив день к потраченному году – сбавляло прыть, готовилось ко сну. Рыбацкий остров прятался поодаль. В тот час, когда утих привычный гул, в конце ещё одних сгоревших суток, я на моторке вмиг перемахнул через синевший водный промежуток. Забытый богом тихий уголок, десятка два раскрашенных домишек, а в стороне – кустарник и песок, вода и горстка шустрых ребятишек. И через море этого песка, которого на Гоби бы хватило, вела вперёд неровная строка простого деревянного настила. Я шёл один на гаснущий закат, подальше от назойливого гама, и в унисон со стрёкотом цикад скрипел настил упруго под ногами. Тропа петляла в сумерках, пока не привела внезапно к океану. Вдали чернела вышка маяка, похожая на скол обсидиана. Катилось солнце с неба под уклон, от недостатка сил изнемогая. Овальное, как выжатый лимон, оно внизу искало чашку чая. Пустынный пляж, казалось, отдыхал от цепких пут наскучившего зноя, и лучше всех ветвистых опахал ему служила полоса прибоя. Когда, от океана ошалев, я снова впал в безудержное детство, раздался то ли плач, то ли напев с водонапорной башни по соседству. Там чайка ворковала о любви, мяукала то громко, то потише, с партнёром серебристым визави, стоявшим на карнизе красной крыши. Нет, это был не резкий хриплый крик, не клёкот живоглота перед дракой – влюбившийся повеса, баловник, пел мадригал, стонал и тихо плакал. Шумел прибой, поскрипывал песок, стекала с неба розовая краска, и ангел пролетел наискосок, обдав меня уютом детской сказки. Вдали от суетного галдежа, произведя в закат разведку боем, я, как вчерашний юноша, дышал разлившейся над островом любовью. * * * Фиолетовой дымкой укрылась река. Фонари по-над краем Вселенной растянулись, как полная грусти строка. Одинокий прохожий плутает в веках, не в ладах со своей ойкуменой. Изучаешь пейзаж через лупу окна, снизу вверх, а не слева направо – распластавшийся город не спит допоздна, на мужчин с верхотуры красотка-луна смотрит вниз озорно и лукаво. Постепенно сгущается ночь над тобой. Лишь картинки в уме подытожишь, как спешат сновидения шумной гурьбой. Ты в них вовсе не ты, а гонимый толпой тот чудак – одинокий прохожий. * * * Лето прошло в ожидании лета, только не жалуйся, брат. Штиль – и корсарская песенка спета, скажет бывалый пират. Ветер качает промокшие клёны после дождливого дня. Юная девушка смотрит влюблённо в сторону, мимо меня. Хочется девственных гурий в бикини, сладкого сна в гамаке. …Не проведёшь воробья на мякине – осень плывёт по реке. |
|
|
|