ПОЭЗИЯ | Выпуск 95 |
* * * Фоткай скорее, пока не прокисло – небо, улыбка, морская река, кошка с глазами голодного смысла, чашка и капелька от кипятка… Мотоциклист в задымлённом полёте, девушка с трубкой – любуясь собой, яркая радость из крови и плоти, лица – красивые наперебой… Сборщик мгновений, точней, одного из лучших, ты вставишь, оставив коммент, в гордый некрополис, в праведный сторис – самый понтовейший, самый момент… Как ты безоблачно, как хорошо ты выглядел, видел, смеялся и цвёл, как драгоценно среди позолоты самое лучшее время провёл. Не по рассказам твоим, но картинкам, люди заметят, в затылке свербя, где ты, когда и какую грустинку выдавил радостью сам из себя… Так что давай останавливать время, лица, предметы, поток, снегопад… Так что давай оставаться лишь с теми, с кем беззаботнее брошенный взгляд… Сотни моментов, испытанных где-то, сложенных в цифру и фотописьмо, скажут не больше, чем память про это, что сохраняет движенье само… * * * О чём твоя жизнь? О смерти, промышленной молотьбе, носках в батарее, свете в окно и самом себе… Проснёшься порой деньскою, подушку щекой скребя, и вот вспоминать, какое число и всего себя. Пусть ночью в мозгу в потёмках хранился ты до утра… О чём твоя жизнь? О том, как куда-то ещё пора. Из праха, где шито-крыто, как молод он по края, из небытия, из быта – последняя жизнь твоя. Пускай на земле, на этой поверхности, не процвесть, но, названный и согретый, ты всё-таки нет да есть. Нося позывное имя, ты видишь, ты не исчез – посажены зданья, с ними построенный кем-то лес. Ты видишь дневное солнце, людей, проводящих дни… Как жадно же им живётся, как бьются в тебе они. Ты любишь их, ты не любишь: на самых, на остальных – ты делишь их, будто рубишь, и этим похож на них. Хотя ты и не в ответе, что сдался, что произнёс о-чём-твою-жизнь-о-смерти – мелькнувший навек вопрос, ты вянешь с лесной листвою, спускаешься в пустоту, ты ценишь ещё живое, жужжащее на свету… * * * О, как жгуче в гурьбе-природе, как во многом – всё об одном, происходит-не происходит белый свет за твоим окном, серый волк – за пугливым сердцем, жизнь – в пристыженном городке, быт заткнувшийся – с певчей смертью на заряженном языке. Городит о лесной свободе голос-исподволь, дым-вдвоём; происходит-не происходит песня-облако-водоём. Рассыпается сон, что с нами, на обломки от корабля – ты ли это ли, мать честная, явь лесная, всегда-земля? О тебе, что тверда, поката, перестужена и тепла, и о том, как едва жива ты, так уж всюду была. Была… Знать узнал я, едва ли помня, сколько здешни твои края, и так слышно во мне сегодня – дробь под косточкой, кровь твоя… А над кронами крах вороний, роздых-ветер да свет на всех, да сомкнутся в твоей ладони звенья линий, горячий смех, и смолчат все, что были, пели, и не скажет никто любой – что случилось на самом деле с этой песнею и с тобой… * * * Свистульки, гудки, жалейки, роднульки беды кривой, полейте ещё из лейки водичкою ключевой. Крупицею снеговою, сиреневою грозой – убейте водой живою, проймите живой слезой. Простывшей землистой куче, чьи борозды и следы – морщины любви живучей, спокойной – одной – воды. В тебе говорит проклятье, но счастье: желать подчас – простого рукопожатья, смотрящих с участьем глаз. Намёки давать, чтоб понял хоть кто-то твой гнев, твой нрав хотя бы как посторонний, хотя бы и не поняв, но выслушав – средь парадов и будней, где, видит бог, в лесу неуютных взглядов ты холоден, ты просох... А твой собеседник кисло в ответ на твои труды своим улыбаясь мыслям – как будто подал воды... * * * В тёщу-рощу за охрой-ольхою человек с чётким именем Дым, поперхнувшись застольем, уходит. Ничего не случается с ним. И, считай, дует ветер да воет в спину, в душу, в колеблемый свет – хоть и с ветром, с просохшей листвою ничего не случается. Нет. Вместе с этим смешным человеком, что уже заряжается снегом, гончий ветер собачлив, игрив. Вместе дуют – на дикий мотив. Ну, конечно, прощенье обиды у него за подкладкой в плаще, и пускай от того, что простит он, ничего не случится вообще, сделать вид ему будет не стыдно: не за этим он где-то средь нас – не случается, если обидно, не случается прямо сейчас… Ни с плеча – весь в горячке – не рубит, не разводит – гремучую спесь, но уходит – затем что он любит, просто любит оставшихся здесь. |
|
|
|