Тереза

Джулия нашла это среди кучи всякого барахла. Вещица была ей ни к чему, поэтому она решила отдать её Терезе.

– А мне-то она зачем, – спросила Тереза, глядя на потрепанную старую записную книжку с чистыми страницами.

– Ну, ты же любишь писать от руки, – ответила Джулия.

Тереза внимательно посмотрела на книжечку, которую держала подруга, и потянулась за ней.

Джулия рассмеялась, встряхнув черными локонами.

Вечером Тереза прячет книжку под носками – любимыми, аккуратно сложенными в стопку носочками. А на следующий день перед сном достает ее и чувствует, как привязалась к этой вещице за время сна и работы. Возможно, даже стоит взять ее с собой в дорогу.

В мягкой красной обложке она выглядит ветхой. Вероятно, на её пустых страницах скрывается немало историй. Тереза проводит пальцами по толстой грубой бумаге, словно пытаясь пробудить ее…

Поезд

Некогда вся страна была изрезана железнодорожными путями, и поезда сутками носились в разные концы огромной территории.

Так она слышала. Или ей кажется, что слышала. А, может быть, это был лишь обрывок сна – или просто сбой в голове; а впрочем, поездов и вовсе могло не быть.

Кто знает. Но очевидно, что есть по крайней мере один поезд,

и он несёт её прямо в Город, где находится больничный комплекс – вот так повезло!

Феликс нанял временного помощника, чтобы тот заменил Терезу. Он в любом случае пообещал сохранить ей место на работе. Он считает, что она хорошо справляется. Но сейчас стала медлительной, как будто её заколдовали. Феликс казался грустным, когда провожал её на лечение, сказала Тереза Джулии.

В ответ прозвучало уклончивое «Хм».

У него и впрямь всегда одинаковое выражение лица – многие старики этим страдают – какая-то беспомощность, словно он встал поутру лишь для того, чтобы увидеть наяву свои ночные кошмары.

Но что бы там ни было, Тереза скоро увидит Город!

Конечно, они уже тысячу раз видали Город в фильмах и на обложках журналов – его прозрачный, как бриллиант, воздух, сверкающие высотки и памятники, парусники, отплывающие от безмятежной гавани к бесконечному горизонту – великолепных, роскошно одетых мужчин и женщин, широкие чистые бульвары, прекрасные цветники, дорогие рестораны, шикарные витрины магазинов – крупные сияющие драгоценные камни на бархате…

Ещё ни одной девушке из приюта не довелось побывать здесь, и все завидуют ей.

Серьезно? Тереза задумывается: они действительно хотели бы в один момент бросить всё и уехать, как она? Тереза готова поменяться с ними местами. (А, впрочем, нет – скорее всего, не готова.)

Но она обещала на время поездки стать их ушами и глазами.

Сиденья такие удобные, даже здесь, для пассажиров третьего класса. С лёгким толчком поезд тронулся, колёса застучали по рельсам – и её сердце бешено заколотилось.

Утром Джулия постучала к ней в комнату и вручила коробочку

с сэндвичем и яблоком в дорогу.

Хотя Тереза только что села в поезд, но уже проголодалась. Однако ещё можно потерпеть, она не станет открывать коробку.

Коробка! Слово накаляется и раскалывается вдребезги.

Тереза тянется к рюкзаку за записной книжкой и ручкой, которую утащила из прачечной, пока Кира не видела – но сейчас слишком поздно исполнить задуманное; слово уже взорвалось, и всё, что от него осталось, – это нечто сухое и твёрдое – коробка. Да, коробка. А сейчас Тереза чувствует усталость, словно её разбудили после глубокого сна.

Впереди лишь темнота – туннель, должно быть.

Снова светло, и родной городок остался позади!

Она занялась новомодной игрой на экране кресла – увеличенные пузыри, похожие на конфеты. Блестящие! Выстреливаешь в пузырь, он лопается, и из него сыплются золотые монеты, а потом появляются новые пузыри с монетами, и в них тоже нужно выстрелить.

На мутноватых окнах играют солнечные лучи, мелькая тут и там, в то время как поезд проносится по сверкающей реке густой радужной грязи.

Но куда это их занесло? Тереза в жизни не видела подобных городков – ни в фильмах, ни на фото в журналах. Здесь безлюдно, разбитые окна домов завалены досками или затянуты пластиком, повсюду кучи ржавого, сгнившего мусора, из которого торчит то ножка стула, то обломок разбитого автомобиля, то порванная, грязная кукла...

Запустение расползается все дальше и дальше, как будто кто-то случайно опрокинул огромный контейнер с хламом.

Крошечный поезд движется через эту разруху, неся миниатюрную частичку по имени Тереза. Стучит по железнодорожному мосту – шаткому маленькому сооружению, перекинутому через расщелину, – и будоражит детей, бегущих за ним толпой. У них перепачканные краской или грязью лица. Дети бегут и кувыркаются, как маленькие злые демоны, а камни и бутылки, которые они бросают, со звоном ударяются о металлическую поверхность поезда и отскакивают – теперь они сами превратились в крошечные мелькающие частицы.

Похолодало. И частичка самой Терезы уносится всё дальше и дальше от друзей… Она крепко держит врученную Джулией коробку и оглядывается на других пассажиров, но они неотрывно смотрят в экраны своих гаджетов, их лиц не видно…

За окном мелькают пейзажи, расплывчатые, как картины на шелковой ткани. А вот и леса. И, похоже, следы от пожаров. Снова мусор… старый ботинок? Рваная рубашка…

Пару недель назад за ужином одна из девушек сказала, мол, слышала, что банда преступников сбежала из тюрьмы. А что если Тереза едет именно в эту часть страны?

Беглецы – слово вырывается из своей оболочки, вспыхивает и, как ракета, взлетает, разрывая воздух на тысячу зеркальных осколков. Тереза хватает книжицу с ручкой и немедленно что-то записывает.

На лбу выступил пот. Она закрывает глаза и делает глубокий вдох, прежде чем посмотреть на запись в книжке: Униформа – команды, заключенные и охранники, крики, лязг – кровь и оружие. Двое людей из Национальной гвардии пробираются сквозь деревья, спотыкаясь о переплетённые корни, они тащат тяжелый шест, к которому за окровавленные запястья и лодыжки привязан человек...

Она с ужасом смотрит на записанные слова.

Хорошо, что она приедет в больницу – похоже, она разнервничалась в дороге, а волноваться ей вредно.

Тереза смотрит в окно и делает глубокие вдохи один за другим.

Нет, она в порядке – стеклянная пыль оседает, и воздух становится прежним...

Вот и славно, теперь и лес остался позади.

Как забавно! – на ручке сохранилась бирка с надписью «Вернуть в прачечную».

Она смотрит мультсериал о жизнерадостном существе под названием утконос. И, как бы там ни было, она живёт в обычном городе – нормальном, оживленном городке. В торговых центрах полно покупателей.

К тому же, те люди в лесу – это была всего лишь картинка.

Сэндвич и яблоко съедены, поезд прибыл на станцию. Тереза вытряхивает крошки из пустой коробки, убирает её и кладет в сумку рядом с нарядным платьем – она привезла с собой платье на выход! – не забывает, конечно, и записную книжку.

Врач

Пациент Т716-05: Жен, 17 лет, 8 мес. Работает, интеллект средний, рост/вес/внешность соответствуют возрасту. Уровень вербальной рефлексии крайне низкий. Умственная «жвачка» или расплывчатость мышления. Случаются обмороки (редко). Жалобы указывают на дезорганизацию коры головного мозга – диагноз нуждается в уточнении. Предполагается, что повторный усовершенствованный курс в сочетании с седативными методами лечения («туманка», как сказала бы молодежь) приведет к облегчению симптомов.

Тестирование

– Дерево, – говорит доктор.

Она так нервничает при прохождении тестов! Дерево – как она должна держать его под контролем? Слово угрожает вот-вот развалиться на части!

Она смотрит на доктора, но его взгляд устремлен на нелепый прибор, к которому ее подключили.

– Итак, дерево, – повторяет он.

– Лист, – догадывается она.

Доктор, наблюдая за какими-то показателями, хмурится.

Тереза исправляется:

– Тень.

– Просто говорите то, что приходит на ум, – просит доктор.

– Ствол? – произносит Тереза.

– Ствол? – переспрашивает доктор. Он вздыхает и снимает очки. – В вашем случае важно говорить именно то, что приходит на ум, Тереза, а не то, что, по-вашему, я хочу услышать. Если бы я только мог взмахнуть волшебной палочкой и устранить симптомы, я бы и минуты не колебался. Но, к сожалению, все намного сложнее, и нам нужна от вас полная сосредоточенность. «Правильного ответа» не существует. Меня интересует ваша спонтанная реакция, ассоциация, которую вызывает у вас ключевое слово. Не старайтесь угодить, не лукавьте, и ни в коем случае не стыдитесь своих ответов – аппарат фиксирует вашу искренность. Нас устроит любой правдивый ответ.

В его улыбке терпение и выдержка. А, может быть, это его обычная улыбка. Лицо доктора – калейдоскоп толстых, довольно вязких на вид слоев, так что трудно сказать точно.

– Ну что, – говорит он. – Мы поняли друг друга?

Тереза мрачно кивает.

– Хорошо, – продолжает он, – дерево.

Любой правдивый ответ... На самом деле у неё довольно сильно кружится голова. Произнесённое слово теперь действительно захватывает всё её внимание, оно светится и тревожно мерцает, разрывая воздух, а ветер несется в сад, играя тенями и светом. В старинном доме за клавишами инструмента сидит ребёнок, а перед ним изящным почерком записанные ноты. Освобожденные касанием ребенка, они срываются со страницы и вылетают наружу через открытые двери веранды, по одной, по две или по три сразу. Неловко оседают на листьях мощного дуба, мгновение покачиваются, а затем испаряются в прозрачном воздухе. Нежная прощальная мелодия скользит по этому следу, словно аромат.

– Фортепиано! – слышится громкий голос Терезы.

– Простите? – удивляется доктор. Всматривается в диаграмму, затем нажимает на кнопку и снова обращает хмурый взор на экран. – Извините, – он поворачивается к ней, – вы сказали?..

Музыка тоже испаряется, оставляя на душе лишь призрачный отпечаток, вроде контура тела, что остается утром на постели.

– Фортепиано – твой ответ, так, Тереза? – голос доктора прочерчивает резкие черные полосы поверх того, что осталось от мелодии. Ты играешь на фортепиано, Тереза?

Что? Играет ли она на фортепиано? Да как она может играть на фортепиано, если она его никогда в жизни не видела, во всяком случае, настоящего! О, прощай, сад, прощай, чудесное дерево, прощай, милое незнакомое дитя… Сон ускользает, на смену мечтаниям приходит новый день, этот конкретный день, который сгущается вокруг Терезы в серой, обшарпанной приемной, где доктор, сидящий напротив, требует от неё ответов.

Комната

Ей выделили комнату (614). Здесь есть окно, застеленная кровать и маленький столик с выдвижным ящиком, куда она будет складывать свои вещи.

Ничего лишнего. Ей объяснили: должно быть как можно меньше сенсорной стимуляции!

Иначе говоря, Тереза осознает, что здесь, в комнате, нет ничего, что могло бы вывести её из себя: ни зеркала, ни занавесок на окнах. Вместо них – закрытые металлические ставни, призванные защищать пациента от городского шума, солнечного света и таинственной луны.

Учителя в школе считали, что со временем всё наладится, однако ее состояние только ухудшилось – слова нагреваются, расширяются, взрываются, как хлопушка, и частями разлетаются в разные стороны, а затем потухают, превращаясь в пепел и шелуху, кучу крошечных, выгоревших крылатых существ, похожих на обожженных комаров или ангелочков.

Вот ставни ей совсем ни к чему. Особенно потому, что поезд прибыл сюда через туннель, точно так же, как и выехал из родного городка, – словно путешествие между туннелями было не более чем мыльный пузырь, – а затем, на станции, она стояла на какой-то движущейся дорожке, которая привезла её прямиком в закрытый больничный комплекс. Выходит, Город она толком и не увидела.

Если уж на то пошло, со времени приезда она почти не видела неба.

Анкеты

Они усаживают её за стол, и она заполняет нескончаемую анкету. Сотни вопросов.

Со зрением и слухом всё в порядке. Переломов никогда не случалось. Однажды на вечеринке в День Независимости она и ещё несколько девушек поели клубники, из-за которой потом расчесали кожу до крови. Но, насколько ей известно, клубника – единственное, на что у неё есть аллергия.

Никаких лекарств она не принимает. Алкоголь, табак, наркотики не употребляет. Да, у нее есть месячные. Регулярные (вроде как). Они начались около четырех лет назад. Нет, у нее никогда не было детей. (Ясное дело. Где, в приюте? Они что, шутят? Откуда там могут взяться дети!)

Страдал ли кто-нибудь в её семье сердечными заболеваниями? Раком? Диабетом? Болезнью Крона? Болезнью Брайта? Болезнью Кефовера? Дегенеративные поражения позвоночника или нервной системы? Порок и дефекты развития конечностей? Заболевания легких, печени, желчного пузыря?

По шкале от одного до ста, насколько хорошо она справляется со стрессом? По шкале от одного до ста, насколько она встревожена? Готова ли она предоставить личную информацию в регистратуру клиники? (Лечение возможно только при согласии). Кому могут позвонить в случае чрезвычайной ситуации? (Да, кому? Феликсу? Джулии? В приют?) Дает ли она свое согласие на проведение теста типа X, теста типа Y, теста типа Z?

Конечно, – для чего ещё она здесь, как не для тестов X, Y и Z?

Тогда проставьте, пожалуйста, ваши инициалы здесь – здесь и здесь.

Она ожидает в кабинете, затем её ведут в другой кабинет, снова к доктору.

Доктор сидит за огромным столом и выводит на экран анкету, которую Тереза заполняла всё утро. Хоть он уже и знаком с ответами, ему нужно ещё раз их просмотреть, объясняет он.

– Ах да, – говорит доктор, – что именно она имеет в виду, говоря о путанице? Не могла бы она описать это чувство точнее?

Он разворачивает экран, чтобы Тереза могла видеть анкету.

Путаница – верно, это то, что она сама напечатала, но теперь слово выглядит резко. Как... приказ. Приказ?

– Попытайтесь, – говорит он.

Терезу мучит жажда, но она и так отнимает у врача слишком много времени! Если бы она была на работе, то попросила бы у Феликса разрешения отойти выпить воды, и, конечно, он бы позволил.

– Полагаю, ты видишь картинки, – подсказывает доктор. – Ты это отметила в бланках?

– Вроде бы вижу.

– Что это за картинки?

– Просто обычные вещи, – говорит она.

Но вдруг на мгновение перед глазами возникают два выбившихся из сил охранника и прибитый к шесту мужчина, оставляющий за собой кровавый след.

– Или события, – уточняет она, – которые могли бы произойти. Которые могли произойти когда-то, а может быть, произошли и в самом деле. А может, и нет. Что-то в лесу. Или в саду... что угодно и где угодно...

Доктор ждет, но лучше она объяснить не может.

– Иногда слова похожи на... – он читает анкету, – похожи на… что здесь написано? Близнецов? – он смотрит на нее, приподняв брови.

Она чувствует, как краснеет.

– Не совсем на близнецов, – она пытается объяснить. – Это скорее, как внутри слова находится это же слово, но оно намного больше, ярче и более детализированное. И это внутреннее слово как бы вибрирует, толкается, пытается выбраться из своей оболочки? Что-то вроде ореола или диска.

Доктор пьёт воду.

– Ладно, – произносит он через некоторое время. – Когда же происходят подобные эпизоды? Что им предшествует?

– В моём окружении люди думали, что в воздухе что-то витает. Какая-то пыльная материя, – отвечает Тереза на мягкий голос доктора. – Маска не спасала от них, меня даже перевели с предприятия на склад.

– Я спрашиваю не о причине, – снова говорит доктор, – причину мы должны выяснить тут. Я хочу понять, как начинаются эти эпизоды?

– Ну, на самом деле они... нельзя сказать, что начинаются. Скорее они просто сами по себе происходят.

– Картинки с размытыми контурами? – спрашивает доктор.

– С размытыми контурами? – переспрашивает она.

Тереза поднимает взгляд на экран компьютера в надежде на подсказку, но там – лишь её собственные ответы и небольшие заметки, оставленные в графе для дополнительной информации, как её и просили. «Головокружение», «путаница» – слова бросаются ей в глаза.

Там также есть её инициалы, они проставлены на всех бланках. Как будто она смотрит на себя в зеркало – инициалы кажутся реальнее, чем она сама.

Что ж, конечно. Она сама проставила свои инициалы, но теперь они намертво подсоединили её к компьютеру!

Доктор сложил руки и смотрит на них, терпеливо ожидая ответа.

Тесты

Время в клинике тянется, медленно тянется. Запах антисептиков и грязи. Терезу заставляют глотать контрастные вещества, чтобы проследить, как они движутся по закоулкам внутреннего рельефа её мозга. Иглами из нее выкачивают жидкость, помещают в тюбики, запечатывают и водружают в специальный шкаф с мигающими красными лампочками. Другими иглами ей вводят жидкость. Она ждёт в одной приемной. Потом в другой.

Случались ли у неё когда-нибудь галлюцинации?

Нет, никогда.

Но у неё в голове мелькают картинки, она сама в этом призналась, разве нет?

Но это же что-то вроде... картинок, а не галлюцинации! она уже это объясняла. Снова и снова.

Ее помещают в металлический цилиндр для внутреннего обследования. В соседнем кабинете медработники следят за показателями на экране. Каждые пять минут электронный голос сообщает ей: «С вами всё в порядке».

Консультация

Доктор объясняет, расхаживая по комнате. Он скрестил руки за спиной: мы ещё не полностью выяснили анамнез вашего заболевания, и до сих пор нам не удалось полностью остановить все его патологические проявления. Вероятность устранения патогена заболевания очень высока. Тем не менее, существует описание характера – биографическая справка, если хотите, – которой могут соответствовать проявления гиперассоциативного состояния, хотя я рад сообщить, что наши детекторы показывают низкую взаимосвязь с тревожным индексом нарушения, что часто является одной из отличительных черт.

Разумеется, есть огромное количество литературы, рассматривающей данный синдром – склонность к употреблению в избыточном количестве сомнительных веществ – как своего рода отклонение. В различных источниках говорится, что он имеет гормональное происхождение, указывает на личностную несостоятельность, предполагает прото-психотический фактор уязвимости, указывает на ослабление защитных механизмов аутоиммунной системы, это – проклятие сатаны или же, напротив, дар святости, это результат нехватки определенных веществ в питании или наличия вирусов в организме как последствия болезней, перенесенных в детстве.

В нашей клинике мы рассматриваем это как физиологический процесс, так сказать, синаптический выброс, свободный от моральных переживаний и связанный с симптомами аффективных заболеваний, которые возникают при ином течении болезни.

Помимо научных исследований, мы, конечно же, ставим своей целью облегчение состояния пациента. Для этого необходима, как уже упоминалось, мотивация, огромное желание пациента восстановить своё здоровье, что в свою очередь напрямую связано с его готовностью участвовать в собственном лечении.

Произнося эти слова, доктор возвращается к столу и перебирает какие-то бумаги.

– Как вы думаете, сколько я ещё здесь пробуду? – спрашивает она после паузы.

Доктор удивлённо поднимает на неё глаза, явно забыв о её присутствии.

– Ну, как я уже сказал, юная леди, это во многом зависит от вас.

Отдых

Здесь довольно прохладно, а одеяло толком не греет. Она старательно в него укутывается. Она устала после всех этих тестов,

а ей велели хорошенько выспаться, чтобы завтра с раннего утра начать новые тестирования. Однако вместо этого она достаёт из ящика записную книжку, хранившуюся рядом с коробкой из-под сэндвича, под сложенной сумкой и нарядным платьем.

Наверное, у неё не должно быть этой вещицы? Но ей никто этого не говорил – по крайней мере, ни о каком запрете она не слышала. Да и не спрашивала. Впрочем, ей сказали, чтобы она не концентрировалась на предметах, старалась не размышлять о вещах, ради собственного блага. Это не только утомляет, но и негативно отражается на результатах теста.

Она открывает книжку, чтобы всего лишь разок насладиться прекрасной, с грубыми краями твёрдой бумагой, но воздух начинает мерцать, он раскалывается, разбрызгивая повсюду слова и картинки, всё вращается и сверкает.

Она хватает ручку: деревянный стол серое уютное место. Забавная песенка о мышонке, в такт хлопающего в ладоши. Мокрые листья, свежие! – лошадь и двуколка?? Двухколка?? Цветы, копыта. Стеклянная гора, горный луг белые цветочки желтые цветочки-звездочки жемчужная луна. Одежда шёпот ночь поля луна шёпот – луна-морячка, луна-колдунья, луна-хранительница. Уличный оркестр с блестящими инструментами-осьминогами – отблески или сабли? Длинные одеяния столики на открытом воздухе стеклянные стаканчики, звезды, луна...

Картинки проплывают мимо, сверкают, растворяются, перемешиваются в беспорядке, как пейзажи за окном мчащегося поезда, и наконец исчезают.

Она моргает и оглядывает пустую комнату, глухие ставни.

Ну что ж. Книжка убирается подальше в ящик. Может быть, все эти картинки – это чьи-то воспоминания, которые каким-то образом оторвались от людей и теперь блуждают по вселенной, проскальзывая сквозь швы в материи и проникая в головы таких неполноценных существ, как она.

Тереза плотнее укуталась в одеяло и обняла тонкую подушку.

Как же шумно за окном. Этот постоянный громкий стук!

Жизнь в клинике

На неё надевают металлический шлем, и в процедурной мгновенно темнеет. Или Тереза так думает, очнувшись с тупой болью в голове. На самом деле, ей сообщают, прошло уже несколько часов.

С ней работают один на один. Доброжелательный лаборант очень старался помочь ей с речевой стабилизацией.

– Ты когда-нибудь в детстве коллекционировала бабочек, Тереза? – спрашивает он.

– Бабочек? – переспрашивает Тереза.

– На булавках? – поясняет лаборант. – В хлороформе?

По истечении тестов и процедур её выкатывают в затемненную комнату. Иногда на каталках лежат ещё несколько пациентов, закутанных так же в белое, она приходит в сознание в каком-то лесу, где слышны тихие стоны и бормотание, слабые, бессмысленные обрывки речи.

На другой день Тереза становится одной из тех, кто эти звуки издает. Забавно! Не считая того, что она просилась вернуться домой. Она надеется, это никого не обидело!

В больнице стараются держать пациентов порознь, но Тереза краем глаза видит других больных и начинает узнавать их в коридоре, или в приемной, или даже в столовой. Иногда в какой-нибудь послеоперационной палате среди сумеречного света.

Здесь есть высокая худая девушка примерно такого же возраста, что и Тереза, с короткими светло-каштановыми волосами, которая каждое утро тихо проклинает больницу. Здесь есть также очень полная, очень старая женщина, лет пятидесяти или около того. Её тело под простыней все время ворочается и бьется об каталку. Бывает, она поднимется и, словно обезумевший великан, трясётся и истерит до бессилия.

Тереза встречается с ней в приемной лицом к лицу. Обе они одеты в белые халаты, в которых, честно говоря, напоминают лабораторных крыс. Женщина смотрит на нее пустыми горящими глазами.

– Ты! – говорит она, – и «ты» прокладывает путь в воздухе, оставляя за собой пепел. Затем появляется медсестра и уводит женщину.

Лечение

Прием лекарств начался – и теперь анализы стали лучше!

– Дерево, – говорит доктор.

Она закрывает глаза и глубоко дышит.

– Не торопитесь, – успокаивает её доктор. – Дерево...

Она собирает все силы, чтобы сосредоточиться.

– Дерево... – нерешительно произносит она.

– Хорошо! – радуется доктор, отрываясь от компьютера, – даже отлично.

Он похлопывает ее по плечу.

– Устала? Ты много работала.

Такая поддержка побуждает Терезу рассказать больше. Она много работала, это правда. Но шум по ночам иногда не дает ей отдохнуть.

– Ах да, фейерверки, – говорит доктор. Он улыбается – в этом нет сомнений – и теперь ей стыдно за свои жалобы.

– Череда государственных праздников, – добавляет он и снова похлопывает ее по плечу.

Врач анализирует

Утомительная неделя, но не без успехов. У пациента T716-05 явное улучшение. Трогательная юная особа – ограниченное восприятие мира, но она очень старается.

Как же приятно видеть прогресс благодаря лечению – он с нетерпением ждет возможности написать об этом! А ведь всего-то около месяца назад её ответы нисколько не обнадеживали в плане Словесной Идентификации. Он качает головой, вспоминая её «фортепиано» вместо «дерева»!

Неправильного ответа, конечно же, нет. У определенной доли людей несколько гипертрофированный ассоциативный процесс, и их спонтанной реакцией на «дерево» будет – «лист» или «ветка». Они даже могут сказать «кора» или «ствол», да, даже «ствол». Хотя такую реакцию относят к периферийной; эти люди классифицируются как «в пределах нормы».

Но ведь «фортепиано», которое получают из древесины (они находятся в одной системе координат: дерево> древесина> фортепиано), выходит далеко за рамки того, что можно считать разумным ответом.

Причина неспособности распознавать смысловые границы слов (слов как строительных блоков успеха – цитата из его недавно вышедшей статьи в журнале «Всё о нейронных связях») кроется в ухудшении работы тех кластеров, благодаря которым наш мозг воспринимает этот мир, в том числе и себя, и именно это приводит к неправильному толкованию поступивших данных.

Представьте себе, например, что наш мозг примет возникшее перед нами препятствие за корневую лапу огромного дерева? Тогда как на самом деле, это, например, лапа гигантского доисторического животного? К чему это может привести!

Однако на данный момент существующий в этой области подход относит редких людей с выраженным ассоциативным расстройством к вполне жизнеспособным: «пророки в мире шаблонности», как назвал их в своей статье один претенциозный коллега. (И этот учёный сумел получить за такую глупость какую-то награду, недоумевает врач).

Как бы там ни было, это лишь в очередной раз доказывает то, что в любой деятельности можно добиться успеха и «сделать себе имя». Доктор посмеивается в одиночестве (несколько самодовольно), вспоминая бывшего пациента и его странное (но, к счастью, излечимое) убеждение в том, что тысячи людей, вернувшись поздно ночью домой, попали под обстрел, пока бестолку возились с ключами у входных дверей. Это заблуждение оказалось связано с его необычной (и, в конечном счете, хорошо оплачиваемой для лечащего врача) способностью придумывать названия для цветов краски.

(Гигантское доисторическое животное, возможно, пример не самый удачный и убедительный. Надо бы заменить? Ха-ха, может, ему самому стоит изобрести парочку словесных фантазий!)

Воскресенье

На рассвете Тереза просыпается, ей тяжело дышать. Глаза затуманивает серая пелена – изображение с помехами. Получится ли переместить это в блокнот? Она лишь открывает ящик, чтобы вытащить из него спрятанное, как шепот и мерцание вокруг сразу же исчезают.

Но так только лучше – теперь ничто не вызовет рецидива, ведь последние тесты показали хороший результат. Она задвигает ящик обратно и начинает ходить по комнате из стороны в сторону, чтобы избавиться от остатков видения.

Взрывы ночного фейерверка все еще звучат в ушах. Снаружи луна, а может, её там, за металлическими ставнями, и нет.

Терезе настоятельно рекомендовали отдохнуть. Именно этим она и собирается сегодня заняться. Сейчас она почти успокоилась и может заснуть, а когда проснется днём, ей станет намного легче. Может быть, просто полежит в постели и во что-нибудь поиграет.

Она так ничего ещё не посмотрела в Городе – что же тогда рассказать подругам?

О, но ведь она знает, как Город выглядит, ведь все знают, как он выглядит и что происходит за пределами больничного комплекса, на широких проспектах...

Звон колоколов слабо доносится сквозь металлические ставни, а когда она закрывает глаза, то видит солнце; золотая пыль искрится в воздухе и яркий свет льется на славный город и отражается на крышах Башни.

Из больших домов на бульвары выходят люди, в их руках – благоухающие гирлянды цветов; они присоединяются к общей процессии и идут, чтобы помолиться. Женщины обворожительны – на запястьях сверкают драгоценности, блестят украшения и на ногах. А длинные светлые волосы стекают по спинам.

Её подруги тоже склоняют головы и молятся. Джулия украсила чёрные локоны красивой праздничной ленточкой. Тереза мысленно произносит: «Мы искренне благодарны».

Чуть позже люди пойдут тратить недельную зарплату в торговом центре, как это происходит каждое воскресенье. Серьги, лак для ногтей, может быть, новая игра, футболка, какие-нибудь сладости... Что бы купила Тереза, будь она сейчас среди них?

Завтра начнется новая неделя с очередными тестами. И станет ясно, насколько лечение эффективно.

Тереза выдвигает ящик стола и осматривает аккуратно сложенную стопку вещей. Книжку она прячет на самое дно.

Крошки прилипли к коробке. Помнят ли о ней друзья?

Она вытаскивает нарядное платье, проводит рукой по мягкой ткани и любуется цветочным принтом. Надевает платье, снова ложится и проваливается в глубокий сон.

Да, она слышит голос доктора.

– Дерево, – говорит он.

– Дерево, – произносит она вслед и ощущает умиротворение, когда слово застывает.

Но сердце вдруг начинает сильно колотиться, кожа и каждая клетка – тайный язык тела – бьют тревогу, сообщая органам чувств о предательстве. Запертые слова вокруг неё поднимают громкий, неконтролируемый тайный разговор.

– Монета, – продолжает доктор.

Она закрывает уши, спасаясь от шума, и напрягается.

– Монета, – повторяет Тереза. От усилий на глазах выступают слезы.

– Хорошо, говорит доктор, – зеркало.

Его голос становится мягче и настойчивее.

– Зеркало, – теперь её голос тоже низок и настойчив.

– Башня, – говорит доктор.

Она делает глубокий вдох. Повторяет: башня.

– Фейерверк, – произносит он.

Во сне она изо всех сил пытается закричать, но не может издать ни звука.

– Давайте попробуем еще раз, пожалуйста, – говорит доктор, – фейерверк.

– Фейерверк, – повторяет она...

– Луна, – продолжает доктор…

Перевод с английского Найли Акбулатовой