КОНТЕКСТЫ | # 98 |
31 год назад Иосиф Бродский написал стихотворение «На независимость Украины». Нигде при жизни его оно не публиковалось. Не вошло ни в один из его сборников. Не фигурирует даже в самом полном на сегодняшний день его Собрании сочинений («Сочинения Иосифа Бродского», Тома I–VII, Общая редакция: Я.А.Гордин, составители В.П.Голышев, Е.Н.Касаткина, В.А.Куллэ. Пушкинский Фонд, СПб, 1997–2001). Бродский первый раз прочитал его на публике 30 октября 1992 года в еврейском центре в Пало-Альто, Калифорния, в присутствии почти тысячи человек, предварив чтение словами: «Нечто рискованное, но, тем не менее, я это прочту». Второй раз – 28 февраля 1994 года в Куинз-колледже в Нью-Йорке. Выплыло оно из забытья вскоре после российской аннексии в 2014-м году Крыма, разумеется, став аргументом в защиту путинской операции, и вспомнилось сторонниками «Русского мира» относительно недавно, в связи с началом полномасштабной войны РФ против Украины. Понять ликование их, получивших как бы духовную поддержку в лице крупнейшего поэта России последних десятилетий, лауреата Нобелевской премии, действительно, можно. Достаточно прочитать этот едкий, необыкновенно злой по отношению к украинцам, текст.
Боже, чего же тут только нет – и «кузькина мать» (явная отсылка к памяти Хрущёва), и желто-блакитный флаг, припасённый Канадой (где, как в США и Австралии, особо сильная украинская община, видимо, не столь приятная поэту), и Гансы с ляхами, ставящие украинцев на «четыре кости», и желание плюнуть в Днепр, и «брехня Тараса»... Что ни строка – то презрение к украинской культуре, быту, прошлому. Презрение без иронии, что делает его особо неприятным, занижая вместе с тем интеллектуальный уровень культуры самого автора.
Может быть, хотя что-то положительное? Перечитываю и, увы, не нахожу ничего.
Откуда, почему вдруг вырвался этот поток ненависти ко всему украинскому? Кажется, никакого отношения к Ленинграду, где он родился и вырос, украинцы не имели. Хрущёв? Ну, Хрущёва он мог бы (и должен был бы) помянуть всё же благодарностью – за оттепель, прежде всего. Мог бы посмеяться над ним, кукурузником. Мог бы ухмыльнуться, зная, как Никита плясал перед пьяным Сталиным. Об этом ходили анекдоты, и это было правдой. Но – украинцы вообще? Украина? Они перед деспотом не танцевали. Они знали и помнили голодомор. Они помнили окровавленные шашки красной конницы.
В Одессе перед памятником Пушкину (имея в виду стихотворение, написанное там, на украинской земле в 1969-м или в 1970-м году) Бродский стоял, очевидно, без подобных мыслей и ощущений. Более того, там, на «нежном юге», где «сердце сбрасывало прежде вьюк», он словно шептал:
Так что же случилось, если прежде там сердце сбрасывало груз (вьюк), а теперь (два десятилетия спустя после этого) стало вдруг ему всё отвратительно (ибо Одесса, сколь не исключительная во всём – в частности, в смешанном языковом колорите, – всё же осталась частью Украины)?
Я читал и слышал, что в данном случае в Бродском проснулся всегда сохранявшийся в нём дух принадлежности к Империи. Через Санкт-Петербург, через те внешние черты родного города, который он всегда любил. По большому счёту, это вполне возможно. Пушкин, несмотря на то, что жил и рос вне той свободы, к которой он стремился, тоже оставался приверженцем держащей его крепко за полы сюртука и за горло Империи, и его строки, обращённые, скажем, к Мицкевичу, прекрасный тому пример. Тем не менее, даже оставаясь имперцем, совсем не обязательно обливать грязью кого-то, а тем более, целый народ!
Увы, самого Бродского сейчас о том, почему он написал своё омерзительное «На независимость Украины», не спросишь. Можно лишь выстраивать какие-то версии, догадки, без уверенности, что та или иная из них верна.
Предполагаю, импульсом к данному сочинению явилось то, что при провозглашении независимости Украина оторвалась от России, не пошла далее с нею в одной упряжке. А 1991-й год для России был годом подлинного прорыва (или даже отрыва) из советской реальности, – годом, когда, казалось бы, впереди – свобода, демократия!.. Отказываясь же от подобной перспективы, Украина как бы показывала, что предпочитает нечто иное, и это «иное» представлялось поэту как архаика. А ведь, впрямь, именно украинскую архаику клеймит он в своих строках! Перегибая, передергивая! Однако (вот чутьё!) одновременно подсознательно чувствуя, что что-то не совсем так – иначе, зачем было ему говорить о том, что он прочтёт «нечто рикованное»...
Рискованное, кстати, в каком смысле? В смысле грубости или неочевидности правильности своего осуждения чужой (вернее, чуждой ему) культуры? Однако попутно задел он в этом стихотворении и немцев с поляками («Гансов с ляхами»). Про его отношение к первым – судить не берусь, но поляки-то были всегда близки ему, дружба с Чеславом Милошем являла тому пример яркий. Под словами «близки ему» я имею ввиду и его переводы на русский стихов Галчинского, Норвида, того же Милоша.
Так, может быть, говоря о «риске», Бродский думал вовсе не о том, насколько жёсток он в оценке всего украинского, а о том, как воспримут это тот же Милош или другой их общий друг, литовец Томас Венцлова? Вряд ли кто-либо из них выразил бы согласие со столь антиукраинской, к тому же ничем не оправданной, позицией!
Не сомневаюсь, что сегодня, когда, оставшись обломком канувшей империи, путинская страна совершила и совершает преступление против Украины, и среди первых, кто выразил глубокую солидарность с нею, оказались именно связанные общими историческими корнями поляки и литовцы, ничего подобного написать он не мог бы. Написанное же давно, к сожалению, топором не вырубишь.
И видеозапись, где Бродский как-то особо озлоблен, не уберешь. Это, увы, та тень, которая будет следовать за ним вечно.
Я любил и люблю поэзию Бродского, но, конечно, не этого.
Этого – антиукраинского – я прежде вообще не знал. Пропустил. Судьба миловала.
И так оно, конечно, лучше.
А всё-таки написалось:
|
|
|