Олег СЛЕПЫНИН

(Журнальный вариант. Окончание. Начало «Крещатик» №99.)

Иван заглянул вечером на фуршет, чтобы увидеть Снежану. Напрямую так себе и пояснил. Хотя утром, когда в церковь Рождества поехал, в тайне и от себя самого держал, что хочет её увидеть, ведь в архиерейском доме живёт.

Он поднялся в гостевой зал университета, когда там уже было полно народа – под сотню нарядно разодетых незнакомых мужчин и женщин. Некоторые на него косились, на синие драные джинсы, лохматую красную рубаху и камуфляжный рюкзачок, не солидный совсем. Все ждали американцев.

– О! – воскликнул Борис, дежуривший у входа со своим оператором. – Давай быстренько интервью снимем, пока гостей нет. Как ты?

– Кто все эти красивые люди? – спросил Иван.

– Это – главные люди славного края Богдана и Тараса, – беззаботно ответил Угольник. – Но и не только лишь главные! Это и те, кто смог заплатить за участие в фуршете с особами из кланов Рокфеллеров и Ротшильдов. Хорошие люди, с хорошими деньгами.

– Не удивляйся, – Борис рассмеялся. – Все люди хотят развиваться, повышать собственное реноме. И это правильно. Совместное фото с губернатором и американскими визитёрами произведёт впечатление не только на собственную тёщу. Выставленное в рамочке в офисе, на это все они втайне надеются, произведёт впечатление на партнёров и инвесторов. А нет, будут потом внукам рассказывать: «Когда я встречался с Ротшильдами и Рокфеллерами…» Давай, интервью запишем?

– Лучше чуть позже, – отказался Глебушон. – У меня тут одно дело есть.

Ему совершенно не хотелось светиться у входа, чувствовал себя неуютно. И он отправился в дальний угол, к окну, где и вытащил из рюкзачка ноут. Поставив его на подоконник, раскрыл. Дело у него действительно было.

Из угла он и наблюдал за происходящим. Видел, как у входа в одной точке сразу возникло много цветов и гулко раздались аплодисменты. Общество встречало Снежану и Ричарда. Официанты разносили напитки. От закусок ломились длинные столы и некоторые закуски падали на пол. Начались тосты. Вторым тостом Ричард Грант чрезвычайно польстил Глебушону, забавно рассказав о его открытии, благодаря которому он якобы уже ворвался кометой в мировую научную элиту. Доктор Сова переводил и здесь лично. Иван выпил за себя пепси, чуть ни уронив очки. По индикаторам он отслеживал завершение загрузки новой программы, обнаруженной на «Копернике». Программа «Каменный астронавт» (Stone astronaut) появилась в свободном доступе очень вовремя. После тоста Ричарда, в микрофон заговорил ректор Сова. Расплескав на туфли красное вино, ректор сообщил, что кандидатская диссертация Ивана Глебушона, которую тот с блеском защитил (пару лет назад), наконец-то, сегодня утверждена (подразумевалось: не дождавшись, эх, подкрепления взяткой). И Глебушон с должности старшего научного сотрудника сегодня переведён на должность доцента.

Он ещё выпил пепси, наблюдая издали, как Боря Угольник берёт у Снежаны интервью. Кроме оператора «Окрестностей Че» в банкетном зале других камер не было. Многие, не мудрствуя и не нахальничая, издали сэлфились, взяв в кадр заморских гостей.

Программа моделирования космических процессов, подсоединённая к недавно запущенному телескопу Джеймс Уэбб, запустилась. Тут же выяснилось, что Sneg по форме не «кирпич» и летит не плоско, а с вращением. Предположение, объясняющее избыточную массу «Снега», оказалось ошибкой! Значит, подвели скромные возможности провинциальной обсерватории. Иван никак не смог сосредоточится на мысли о причине избыточной массы астероида. Компьютерный моделятор «Каменный астронавт» стал прорисовывать возможные траектории пересечения с траекторией Земли, и даже линии прохождения небесного гостя через земную атмосферу. Эта линия, как тут же и сообразил Иван, в общем совпала с линией среднего течения реки Днепр! То есть что? Возможна очередная катастрофа на просторах коренной Руси? Эк, дьявол взъярился! Если каменный гость рухнет в нашей полосе… то… Но, главное, понять – насколько корректно работает сама эта программа, «Каменный астронавт»!

К Ивану пробрался Боря Угольник, за ним тащился оператор, собираясь писать интервью. Глебушон увеличил картинку, Борис обмер: метеор, испещрённый кратерами, перемещался короткими рывками по пунктирной кривой к огромному шару, плывущему в голубом сиянии.

– Нашёл новую программу, – пояснил Глебушон. – «Каменный космонавт» называется. Моделирует космические процессы. Это наша Земля, это астероид.

– Вот это будет бомба! – Угольник всё понял. – Вот и название для сенсации: «Каменный космонавт»!

На мониторе изменилась точка обзора, вид происходящего преобразился.

Буквально сузив глаза от напряжения, они наблюдали, как в небе над крючкообразной цепью Днепровских водохранилищ астероид чудовищной огненной глыбой, пробивая атмосферные облачные слои, оплавляясь, теряет пылающие осколки.

В этот самый момент программа подвисла. Картинка окаменела и стала разваливаться на пиксели.

– Ни хрена себе! – излишне темпераментно проговорил Борис, чем и привлек к их углу всеобщее внимание.

– Жаль, слаб ноутбук, – проговорил Глебушон. – Программа слишком тяжёлая.

Снежана сегодня была вся в лиловом. Перед ней расступались, в полушаге за нею топал мешковатый Ричард, умно улыбаясь.

– У нас что-то новенькое в космосе? – спросила она между прочим. – Можете мне показать, мистер Глебушон? Мне очень интересно.

– Зависло, леди Снежана, – ответил он. – Но я прокручу запись назад, – он встал, освобождая для неё стул перед подоконником.

– А давайте так, – предложила Снежана и без церемоний уселась на подоконник, подбив под себя платье. – Садитесь рядом.

Глебушон подчинился, поставил ноутбук к себе на колени.

– Видите?.. – Глебушон говорил негромко, показывая пальцем на голубой дымящийся шар с континентами и океанами: – Земля. – Он приблизил, увеличил картинку, показал на астероид: – Астероид.

– «Снег». Это компьютерная модель падения и возможного столкновения с Землёй, – он показывал, чувствуя её тепло. – Это каскад Днепровских ГЭС. Цепь водохранилищ. Водосховищ... Хорошее слово «водосховище»?

– Здесь где-то мы, наш город Че. Сейчас астероид возникнет. Ноутбук завис, может, удивился, увидев то, что сам показал.

Снежана весело фыркнула, шутка понравилась. Глебушон обрадовался, что у неё отличное чувство юмора.

– Наш фонд приобретёт вам новый мощный ноутбук! – заверил Ричард и отозвал Снежану в сторону.

Монитор ожил. Возникла синяя речная лента с зелёными островами, в отдалении появился стальной решётчатый мост и длинная дамба, похожая изгибом на клюшку для игры в мяч; стала видна сетка городских улиц, высотные дома, светлые крыши.

– Удивлюсь, если мимо пролетит, – сказал Глебушон.

– Внимание! – предупредил Борис: – Начальство подкралось.

Он отстранился, пропуская перед собой губернатора и мэра, наблюдая за всем как за иллюстрацией к анекдоту. Губернатор и мэр с двух сторон заглянули в экран и, увидев знакомый пейзаж и огненную глыбу, через мгновение, не сговариваясь, захлопнули ноутбук. Оглянулись: видел ли кто?

Сквозной, заподозрив, что журналюга смеётся над ним, сам весело рассмеялся и распорядился через плечо:

– Пан Сова, давайте-ка плавно завершим фуршет. Придумайте повод. Речь о секретной информации государственной важности.

– Возьму с каждого подписку! – ректор явно занервничал. – В чём проблема?

Все, находившиеся в зале, были заинтригованы – что же происходит в углу, у распахнутого окна. Толпа надвинулась.

– Прошу всех отойти! – проговорил мэр Лысяк, завладевая ноутбуком. При этом он явно сгорал от нетерпения, желая увидеть, «а что же дальше». Отодвинувшись от всех вместе с губернатором, Лысяк приоткрыл ноутбук. Картинка ожила. Вокруг возникла некоторая толкотня, в итоге несколько голов нависли над монитором, лбы соединив. Десять пар глаз видели, как раскалённый до янтарного цвета огромный камень врезается в зелёную гладь Кременчугского водохранилища, поднимая волну, обнажая дно на десятки километров вокруг эпицентра…

– Когда? Когда это случится? – с весельем в голосе вкрадчиво прошептал жизнерадостный губернатор. Он думал о том, что зря, войдя в область, сразу же взял кредит и влился в строительство жилищного комплекса тестя. Мгновенно прикинул: в договоре есть пункт, оговаривающий возможность невозвращения кредита – форс-мажорные обстоятельства. Надо уточнить, есть ли в перечне таких обстоятельств падение на город астероида? Вряд ли, конечно. Но не является ли его падение форс-мажорным обстоятельством по умолчанию? Наверняка, является. Значит, кредит погашать и не подумаю. Хорошо бы и ещё что-то из этой ситуации выкрутить.

Мысли мэра растекалась в разных направлениях, но в той же плоскости: о таксопарке, который, если б знал, вчера б продал; о незавершённых стройках, о пляжной полосе, в которую вложился, о пригородном агрокомбинате, который недавно прикупил на имя тёщи. Сверкнув лысиной, Ярослав Лысяк глянул на ректора Сову с застарелой неприязнью, прошептал:

– Вам же ясно сказано: плавно завершить мероприятие.

Во всех коридорах университета тут же пронзительно задребезжали звонки, следом рявкнула и, перекрывая электрический трезвон, взвыла сирена. Из репродуктора раздался приятный, но чрезвычайно напряжённый, сеющий панику, женский голос: «Просьба, всем срочно, очень срочно! покинуть помещения и выйти во двор и отойти от здания! Поступило сообщение, что в помещении над банкетным залом обнаружен чемодан с бомбой и часовым механизмом!»

Когда дверь, сорванная с петель, упала, в зале осталось три человека – Иван, Снежана и Рич.

В зал, стуча когтями по паркету, вбежала абсолютно как сажа чёрная овчарка, следом – двое полицейских.

– Надо освободить помещение, – сказал один, напоминающий лицом свою остромордую собаку.

– Бомбу ищут, – пояснил Борис, возникнув с видеокамерой за широкой спиной второго полицейского. Пёс кинулся на него, едва не цапнув за коленку. Полицейский дёрнул повод, прикрикнул. Собака осела.

– Действительно есть бомба? – спросила, покосившись на него, Снежана.

– Тут были люди непростые, могли и заказать кого-то – с хмельной заминкой ответил Борис. – Не исключаю, тревогу объявили, чтобы отвлечь внимание от сенсации моего друга Вани Глебушона.

Снежана перевела Ричарду. Тот понял, прокомментировал, Снежана вновь перевела:

– Предмет отвлечения – это не есть хорошо, даже если шутка.

Пьяноватое лицо Бориса преобразилось от внутреннего его смеха, ясно было, что-то смешное вертится у него на языке. И он продолжил фразу Ричарда, произнеся в той же тональности:

– Можно даже и посмеяться над ней. Если бомба не взорвётся!

Окно раскрылось, понесло майским весёлым ветром, занавеска взмыла, опрокинула, снесла со стола фужеры. Борис проговорил сам себе: – Намёк понял! – И прихватил с разгромленного стола бутылку коньяка «Белый аист», оттопырив ею карман.

Астра Павловна Швед в своё время была директором школы, в которой учились все, поэтому со всеми в городе она была на «ты», а кой-кого из депутатов и прочего нынешнего руководства вполне доказательно называла «придурком», «шлюхой» или даже «бандюком» – иногда и не только за глаза. Бандюком, впрочем, старалась никого не называть с тех пор, как душевно сошлась со своим давним учеником Архипом Когутом, которой миру был известен как «Архип Ракета» или просто «Ракета».

Астра Павловна занималась в каминном зале с внуком, читала вслух книжку «Три поросёнка».

Архип, лёжа по соседству у себя в кабинете на кушетке, смотрел на большой экран с новостными сюжетами из университета. Беловолосый американец с толковым лицом что-то говорил в микрофон, Борька Уголёк кивал репой, ректор Сова переводил: «… Нет, бюджет проекта пока до конца не определён. Но он значителен. Наши эксперты продолжают изучать потребности университета…»

Астра Павловна, слышала через дверь голос Совы, артистично читая внуку: «Пора нам подумать о зиме, – сказал Наф-Наф своим братьям, проснувшись рано утром…». Вдруг надумала и крикнула через дверь:

Внучок тут же с её колен перескользнул на пол и взялся за разборку кубика Рубика отвёрткой. Увидев через щель, что муж стягивает с кушетки больные ноги, Астра Павловна продолжила жалобным писклявым голосом: – «Я весь дрожу от холода. Мы можем простудиться. Давайте построим дом и будем зимовать вместе под одной тёплой крышей!..». – Астра Павловна вновь переключаясь на волнующее: – Пусть мэр объяснит всё-таки, шо это за кипишь на банкете. Была бомба?! А то я заволновалась, даже сердце заболело… «Успеется! – продолжила она поросячьим голосом. – До зимы ещё далеко. Мы ещё погуляем, – сказал Ниф-Ниф и перекувырнулся через голову».

Услышав толковое слово жены, которая как Юлий Цезарь умела делать одновременно несколько дел, Ракета, помассировав подагрические колени, простонал:

– Ох, знала бы, как не хочется ему звонить, – и пояснил, так же через дверь: – Быковать, гад, начнёт, пальцы веером: я мэр или жёлудь с бугра!

Астра Павловна пропищала, изображая глупого поросёнка: – «Когда нужно будет, я сам построю себе дом, – сказал Нуф-Нуф и лёг в лужу».

Ракета спросил Лысяка без экивоков, без «привет-привет»:

– Шо на банкете в универе за кипиш был? И шо за миллионерша?

– Пять или восемь? – нарочито зевнув в трубку, вопросом на вопрос ответил мэр. – Мэр я или не мэр?

– Жёлудь с бугра, – грубовато пошутил Ракета. – Ладно, шесть с половиной… Замазано?

– Замазано, – тут же ответил Лысяк, добившись того, чего хотел. – Значит, отвечаю. Пафос кипиша в том, что летит в космосе метеорит, целая каменная гора… Слышал?

– К Земле. Астрономы, дармоеды, прозевали. Близко уже. Компьютерную модель составили. Бахнет в черкасское водосховище. Городу гаплык.

– Да ну! На разводилово похоже, – не поверил Ракета.

– Сам видел в ноутбуке нашего астронома. Удар, волна – и весь город – разломанные мокрые стены без окон и крыш! Руины!

– Цунами будет, волна – метров сто высотой. Это как футбольное поле на дыбы! Всё смоет.

– Да ты шо! – Ракета мысленно представил высоту волны.

– Спроси, – крикнула она в дверь, – у них ума и денег хватило – инфу попридержать?

Мэр расслышал, не стал дожидаться переадресации вопроса:

– Хватило, Астра Павловна, хватило. Договорились с Борей Угольником, обещал сутки, реально до завтрашнего вечера, инфу не разгонять. Реально – двадцать семь часов плюс-минус. Пришлось скинуться на развитее его «Города Че». В теме только несколько человек.

– За Сокирно не знаю, у меня хатынка в Царском селе. Ей гаплык.

– Считайте, Астра Павловна: я, вас двое, Сквозной – это новый губернатор; значит, наверняка, и его тесть сам Юрский. Ещё Боря журналист и американцы. Ну и звездочёт лохматый. Всего семеро.

– Это хорошо, – Астра Павловна одобрила. – Узок круг. А СБУ, менты, наши деловары?

– Плюс-минус, Астра Павловна. Хотя понятно, и раньше слухи пойдут… На банкете туча народу была, и не все ж дураки.

– А ты постарайся, чтобы не расползлось, Ярослав, – Астра Павловна вернулась к книжке и вновь преобразилась: «Тогда я буду один строить себе дом, – сказал Наф-Наф»… – И тут же отложила книжку: – Давай, Архип, думай… Скажи, у тебя «Гулливеры» как застрахованы?

– Застрахуй, Архип, и срочно, и подороже. И хорошо бы по-быстрому втюхать днепропетровским рестораны. Они ж просили?

– Маловато предлагали, Нары вчера ещё звонил. Чуть накинул. Ещё и киевский «Дон» просит. Размечтался!

– А ты, знаешь, ты отдай и «Дон». Для отвода глаз. И рестораны.

– Ох, голова ты толковая! Тогда и предъявить им будет нечего. До Киева волна не дойдёт… Или дойдёт? Но за сутки сложно всё провернуть…

Архип Ракета, распахнув ноутбук, застучал по кнопкам, связываясь со смотрящими и юристами под хохот внука и песенку в задорном исполнении Астры Павловны: «Никакой на свете зверь, хитрый зверь, страшный зверь, не откроет эту дверь».

Губернатор Сквозной позвонил тестю Юлию Валентиновичу Юрскому. Юлий Валентинович был человеком из списка «Форбс», в лицо его мало кто знал. При этом ни одно сколько-нибудь серьёзное решение в государстве не принималось без учёта его интересов. Юрский предпочитал видеть собеседника, поэтому Сквозной набрал его, включив камеру. На экране появилось лицо Юрского – мягкое, гладкое и белое, но с некоторыми морщинами – волевыми и хитроватыми.

Поздоровавшись в чрезвычайно почтительных тонах, даже и подчёркнуто наигранных, осведомившись о «драгоценном здоровье» Юлия Валентиновича, Сквозной продолжил свою речь в своей обычной манере, не без веселья в голосе:

– В Черкассах ожидается маленький апокалипсис, вот что хочу сказать.

– Давно не было и вот опять? – Юрский улыбнулся, он был поклонником шуток зятя. – Когда? Что именно?

– Скорее скорого! Город будет разрушен. Астероид выскочил как из-под земли выскакивает убийца в переулке…

– Так поражает молния, так поражает финский нож, – продолжил известную фразу Юрский.

– Вот именно! Учёные прозевали. Удар придётся в Кременчугское водохранилище напротив Черкасс. Город снесёт.

– Вдребезги. Если расчёт верен. Но я и компьютерную модель видел.

– Видел? Что ж, не зря я тебя губернатором… – проговорил Юрский, вглядываясь в глаза зятя. Помолчал и, несколько подражая тональности зятя, словно бы сдерживая смех, вдруг бросил:

– Ничего не поделаешь, стихия!.. Горе, конечно, у людей, – лицо Юрского сделалось весёлым, но он продолжал скорбно. – Горе. Разорение. Беда.

Сквозной догадался, почему тестю вдруг стало весело. Тесть недавно очень плотно вложился в стройиндустрию.

– Стихия ломает. Мы – восстановим. Правильно, губернатор?

– Мэр знает, иностранцы эти, журналист, астроном… Мы скинулись для журналюги, сутки, до завтрашнего вечера, утечки не будет.

– До вечера? Значит часов тридцать. Это немало. Но мало. Значит, так... Журналисту нужно пасть закрыть плотно. Информация стоит дороже всех издержек. Ну и мэр должен понимать. Это первое.

– Записываю, – привычно хмыкнул Сквозной и изобразил сомкнутыми пальцами в воздухе писание ручкой.

– На любых условиях договорись от моего имени о покупке парочки заводов железобетонных изделий и комбината строительных конструкций – где-нибудь в Полтаве или в Виннице.

– Не надо. Волна может и до Чёрного моря дойти, плотины порушить…

– Список вариантов сброшу. Посылай людей на места, помощник у тебя будет… И немаловажное: помнишь, у донецких купили турбазу на Днепре, там недалеко ещё песчаный карьер? Сможешь продать тихо и быстро?

Ярослав Лысяк, запершись в кабинете с двумя юристами, втолковывал, что нужно срочно продать и что нужно прикупить. Продать следовало таксопарк «Муфлон» и недостроенный жилищный комплекс. Купить нужно: строительную технику – грузовики, экскаваторы, краны, бульдозеры – для разбора завалов и последующего строительства. Плюс бетономешалки. Срочно заказать в Китае.

– А чего сказать, если про рестораны спросят – чего вдруг надумал продать? – Архип Ракета ходил, прихрамывая, по залу, обходя маленький цветомузыкальный фонтан, около которого стоял внучёк и кормил рыбок обломками кубика Рубика.

– «… Черный, как трубочист, волк бултыхнулся прямо в котел. Глаза у него вылезли на лоб, вся шерсть поднялась дыбом», – страшно читала Астра Павловна. – Гарик, покажи, как у волка поднялась шерсть?.. Молодец!.. Скажи им, Архип: сон приснился. Видел, скажи, звезду Полынь, на город упала. Так и скажи.

Ракета ушёл в кабинет, Астра Павловна по громкой связи слушала:

– Шконка, привет, мой золотой!.. Сон мне приснился… Метеорит мне в бошку летит! Конкретно говорю. Чуть не обделался! Короче. Мнительный я стал.

– Ты всегда таким был, – прокомментировал человек, которого знали по кличке Шконка Днепр.

– В Италии метеориты не летают? – хохотнул Шконка. – Слушай, а ты, может, и киевский «Дон» отдашь?

Юристы и мэр Лысяк пересматривали ролик разрушения города. До мэра вдруг дошло:

– А ведь волна аж до Хуторов ударит! Это ж чернозёмы тёщиного агрохолдинга!

Ярослав Анатольевич пальцем указал границу земель, принадлежавших холдингу «Зерно». Давайте-ка всё срочно продадим!

– Как же так?! – попробовал возразить один из юристов, с лицом и глазами как веретено, неуловимыми. – Столько сил вложили, через столько переступили!

– Есть, ваше сиятельство! – ответил адвокат. – Только потом не говорите, что я виноват, когда окажется, что никуда чернозёмы не делись.

– Они, может, и не денутся. А на дне нашего моря, знаешь, сколько кубокилометров радиоактивного ила из Чернобыля?! Земли уйдут из сельхозоборота.

Борис Угольник был возбуждён до чрезвычайности, сотрясён до самых глубин своей души, взвинчен мыслью, что его «Город Че» вновь вот-вот выскочит в топ просмотров. Его распирало желание сейчас же выложить готовый уже видеоблог «Каменный космонавт», в котором было всё: и влетающий в земную атмосферу огненный астероид, и удар в водохранилище, и разрушенный город. По всему миру зашуршит как гром в небесах: «Город Ч., Борис Угольник, эксклюзив…».

Такой хайп слизнуть – святое… Жаль, повёлся на деньги. Да и шут с ними, не такие и большие, верну!.. Даже и одного часа выдержать нельзя, не то что сутки!

Борис уселся за ноутбук и принялся строчить подводку. Пальцы выстукивали: «Черкасский учёный, доцент гуманитарного университета Иван Глебушон произвёл расчёт траектории астероида Sneg. Основная масса ударит в Черкасское водохранилище. Смотрите ролик компьютерного моделирования катастрофы. Город будет раз…».

– Над чем, Боря, работаешь, какие сенсации в городе? – спросил он.

– С какой целью, Архип Валерьевич, интересуешься?

– Есть подозрение, что ты передумал терпеть двадцать семь часов.

– В своём городе я всегда в теме. Так что не спеши.

– Подумай сам, какие выгоды можешь получить… А то мне доносят, что шеф губернатора не прочь тебя завалить, чтобы ты точно рот не раскрыл.

– И думать не буду. Поэтому единственный выход – быстро слить ролик в сеть.

– Да, тогда им не будет смысла тебя мочить. Но ты меня этим подставишь, что я тебя предупредил. И меня по карману ударишь. И ударишь по тому, что вы называете общаком. Поэтому, если хоть звук раздастся о черкасском апокалипсисе, тебе конец и семье твоей. Мамой клянусь. Отбой!

«Мама – это у них серьёзно, – подумал Борис. – Хоть мать свою Ракета, говорят, до смерти в молодости забил. Нет, воевать на всех фронтах – с олигархом Юрским и бандитами ОПГ – чересчур. Но должен же быть и плюс во всей этой истории?..»

И он пожалел, что не успеет дом продать. Но и усовестился: да и не хорошо это – торговлей заниматься, о барышах думать, когда такая беда над городом, над народом нависла!.. Но что же делать, когда сделать ничего нельзя. Можно, например, дом застраховать. Это можно успеть. Интересно, какова предельная сумма?

Пропищал телефон на мелодию «Наша служба и опасна и трудна». Звонил «Николай Николаевич» из СБУ.

– Сбрось мне ролик, – не здороваясь, распорядился «Николай Николаевич».

«Да пошёл ты», – внутренне возмутился Борис, готовый без объяснений отключить телефон. Но сдержал себя: всегда можно кого угодно послать куда угодно в вежливой форме.

– Николай Николаевич, ситуация неординарная, – ответил Угольник. – Поэтому все вопросы к губернатору Сквозному, он тему засекретил. С ним решайте.

– Что-что? Слышимость плохая, звонят из Киева по другому каналу, – с удовольствием соврал Угольник и отключил «Николая Николаевича».

Угольник произвёл бросок через плечо воображаемого кого-то.

Наутро после банкета Иван проснулся с весельем в сердце. Он был совершенно уверен, что городское руководство уже начало подготовку к эвакуации. Время есть, чтобы всё организовать толково. Весёлым сердце было оттого, что словно б чужой хмель вчера впитался ему в кровь вместе с сиянием глаз Снежаны! С умильной радостью припомнился тост её брата-советника об открытии астероида, благодаря чему он, якобы, ворвался кометой в мировую научную элиту! Именно кометой! Весело было и от тоста Совы, поздравил с новой должностью, пожелал достичь в астрономии «космических высот». Всё-таки есть чувство юмора… Но была на дне той лохани медового киселя, которым вчера его усладили, ложка ядрёной горчицы, от которой с утра и дух захватило: если б не эти американцы – никто б и открытия не заметил! А о том, что произойдёт столкновение «Снега» с Землёй сделал бы сообщение какой-нибудь другой астроном, неизбежно. И опять сквозь утреннюю дрёму на него налетели сияющие глаза Снежаны, заглядывающие в его глаза.

Он лежал голым, до предела вытянувшись под простынёй, глядя в потолок, с абсолютным желанием женщины, его затягивала воронка, ввинчивала в себя, последствий чего он всегда стыдился, всегда боялся. Её воздушное лицо, тонкая шея с голубыми прожилками, быстрый поворот головы, дыхание и сияющие глаза всё сошлось в нём восторгом – Иван вскочил, не доводя себя до греха.

Вчера после банкета, который завершился воющей сиреной и собакой, стучащей когтями по полу, пьяненький Боря Угольник, пребывающий в помрачённом состоянии, завёз трезвого как хрусталь Ивана к нему домой, твёрдо напомнив, что миз Снежана и сэр Ричард просили с утра им показать, – не прибегая к услугам городского руководства (!) – светлый город и окрестные парки с прудами. Глебушон в напоминании не нуждался. Услышав вчера просьбу Снежаны, он даже вдруг размечтался о чём-то романтическом и сам просиял глазами. А утром нисколько не огорчился, узнав, что Боря не в состоянии, что у него голова, видно, коньяк палёный втюхали, а ещё и встреча у него сегодня с бандитами.

Негр с японским лицом Сато Минато выводил из гаража зелёный лимузин, вероятно, чтобы в нём ехать на экскурсию. Ричард со Снежаной, переговорив меж собой, вдруг передумали, решили поменьше привлекать к себе внимание, отправились на такси, оставив Сато Минато дома.

Погода располагала – с широкого водосховища устойчиво давил ветер, в небесах сияло совершенно ласковое солнце, изредка перекрываемое пушистыми одуванчиковыми облаками, каждое из которых было создано как особое художественное произведение для порождения в людях самых удивительных эмоций. Иван и Снежана прогуливались по бетонной набережной. Солнце, заигрывая, грело им носы и правые щёки. Над тёмной водой у стальных ограждений рваной цепочкой стояли, скрючившись, временами дёргаясь, рыбаки с удочками. Рич влачился по их следу, разговаривая по телефону с отцом, Грантом-старшим. Снежана с Иваном впервые в жизни оказались совсем наедине.

– Расскажи, как ты? – мягко произнёс Пол Грант, уже смирившись с мыслью, что из сына ни в бизнесе, ни в политике ничего путного не выйдет, не быть ему продолжателем семейного дела. – Как Скалистые горы? Как Банф?

Вопрос содержал нотки признания родительской вины и желание её загладить. Отправка взрослого сына в Банф, по сути, была силовой акцией. Блокировка на три дня банковских карт была откровенным шантажом. Это была последняя попытка Гранта старшего правильно встроить Рича в систему мироустройства.

– Всё отлично, отец!.. С дядюшкой Клаусом расстались друзьями. Он одобрил мой проект… Знаешь, хочу поделиться…

– Послушай! – продолжил он простосердечно. – В Банфе познакомился с женщиной, только не удивляйся, на которой действительно не прочь жениться.

– Неужели?! – оценил новость старший Грант, и его семейная стратегия внутри его головы мгновенно приобрела новые очертания. Женитьба – то, что нужно: будет внук, которого можно успеть воспитать правильно, если не сумел правильно воспитать сына. Вслух сказал:

– Главное, не повторился бы случай с первой женитьбой.

– Тут совсем другое, – ответил Рич. – Всё наоборот. Она из нашего круга. Но пока не сказала ни «да», ни «нет».

Случай с первой женитьбой был таков, что Рич в восемнадцать лет в тайне ото всех женился на случайной горничной из случайного отеля, а потом вдруг узнал, что она, вот неожиданность, оказывает услуги всем подряд не только по наведению порядка в номере.

Глядя в спину Снежане, видя волшебные движения её тела, ему казалось важным, что говорит отец.

– Открою мужской секрет, – говорил тот, – хотя ты, конечно, давно не мальчик. Помню о твоей донжуанской коллекции… Но если тут действительно другое, скажу: нет на свете такой женщины, которая бы не ответила согласием какому угодно мужчине по поводу его любого предложения, если он настойчиво попросит.

– Отец, здесь и правда особый случай. Она совершенно необыкновенная женщина.

– От одного её вида я становлюсь как бы наполнен электричеством…

– У-уууу… Электричеством… Честно скажу, этому рад. Значит не растранжирил себя. Покажи себя настоящим парнем. Брось шахматы. Займись гимнастикой! Боксом! Подтянись! Смени гардероб… Пригласи на какое-нибудь фантастическое мероприятие. В Африку, Индию…

– Шахматы бросил. Даже тренера не взял с собой. На горных велосипедах с ней катался. Пригласил на одно мероприятие, которое сам организовал. Приключение! Даже сам себе не верю, так интересно!.. Такое придумал... И пригласил. Она согласилась. Потом расскажу.

– Предки отсюда… Они родственники потомков то ли Потёмкиных, то ли Воронцовых, светлейших князей. Знаешь такую историю?

– Интересно, – сказал Иван, – какое было детство у девочки-миллионера?

– Самое простое, – ответила Снежана живо, превратившись в весёлую девчонку.

– В то время было поветрие, что… В общем, детство без интернета прожила, – призналась она со смехом. – Мы играли в те же игры, что наши бабушки и прабабушки времён «Алисы в стране чудес». Нас приучали вести дневник. Зимой масса игр! Играли в карты «Счастливое семейство»! Летом в «охотника»… Знаешь?

– Представь, мы в саду. Мы – дети, и все вокруг дети. Охотник – пусть ты будешь охотник – назначает, кому быть свистком, допустим мне, ружьём, допустим, той бабушке с коляской, собакой – допустим нашему Ричу… Ещё было много игр… В «Слепого почтальона». Знаешь? Почтальон выходит из комнаты. Остальные сговариваются, кто какой город и кто кому что-то отправляет. Почтальон задаёт наводящие вопросы… Ещё был кукольный театр… Ну и лыжи, крокет, велосипеды, лошади… Честно говоря, совершенно счастливое детство. А у тебя каким было детство?

– Тоже много игр… В войну. На реке – в квача… Одну зиму проболел, в школу не ходил, дома город смастерил из картона и войско из пластилина. У отца была банка с порохом. Пушки делал их гильз от карабина.

– Порох насыпаешь внутрь металлической гильзы, потом пыж из ваты, потом свинцовой дроби внутрь, и опять вата. Ставишь такую пушку на камешки, под неё таблетку сухого спирта, поджигаешь… Бах!

– Ну а постарше стал в компьютере в основном всё время…

Снежана совершенно забыла о существовании Ричарда.

Чем же всё это кончится? – думала она, вдруг замерев, глядя на него как на постороннего, совершенно незнакомого мужчину. А Иван был счастлив абсолютным счастьем. Он распахивал для неё свой мир, пока приоткрыв лишь краешек.

Вдруг Иван, узнав, что он искусствовед, задал ей вопрос, тот же, что когда-то задал Рич. Она вздрогнула.

– …Вот как профессиональный человек и скажи, почему какой-нибудь Марк Ротко стоит миллионы? Я бы такое, как он, мог бы по сто квадратных метров за день малевать!

Почти слово в слово. Снежана даже оглянулась, не слышит ли Ричард, забыв, что тот по-русски не понимает. Рич в этот момент, говоря что-то в телефон, смотрел на неё.

«Обо мне отцу говорит? – догадалась. – Жениться хочет».

Иным, по сути, было всё. Ивана изнутри она видела и чувствовала совершенно иначе, нежели Ричарда, иными были обстоятельства, совсем иным был сам этот странный мужчина, ничего общего не имевший с Ричем. Но она почему-то слово в слово ответила так, как ответила в Банфе Ричарду, так же рассмеявшись и смутившись:

– Ты знаешь Марка Ротко? Тогда для тебя не всё потеряно.

Почему для Ивана в этой связи что-то могло быть потеряно? Как глупо я себя с ним веду. Ей хотелось ему объяснить. Ричу не хотелось, но объяснила. И сейчас заговорила о эмоциях в чистом виде.

– Важнее слов и дел? – Иван повторил слова Ричарда. Всё-таки какие мужчины одинаковые. Интересно, когда же начнётся расхождение в словах?

– Конечно! – повторила Снежана уверенно. – Эмоции имеют способность закреплять в памяти минувшее. Только эмоции способны рождать новые речи, новые слова и мысли: от избытка сердца глаголют уста, как сказано. Слова порождают дела. Результаты дел порождают новые эмоции.

Ещё раз оглянулась. Рич стоял теперь к ней в профиль, смотрел на длинноносую девушку-рыбачку, которая снимала с крючка маленькую рыбку.

– … Но жизнь состоит из много чего, что даже не упоминается в книжках и что рождает ещё какие эмоции! – сказал Иван.

– В жизни много физиологии, – сказал Иван. – Нет её только в синтетическом мире и в большой культуре.

– Речь, например… – она хотела сказать: «о сексе?», постеснялась, по-другому сказала: – Например, о бытовых запахах?..

– Меня почему смущает такой подход к эмоциям в чистом виде? Потому что все эмоции личностные, как бы авторские.

И они из весёлого состояние перешли в состояние серьёзное, углублённое, даже не обратив внимания на Рича, который, кончив разговор, пристроился рядом, шёл близко за Снежаной.

– Вся грязь мира в высоком искусстве растворена и остаётся невидимой, – говорила она Снежана, заглянув в глаза Ивану, цитируя, как ему показалось, какую-то книжку из своего оксфордского прошлого. – А нарочитый натурализм низкого искусства – это лишь тавро бессилия на морщинистом языке автора, не способного выявить в мире гармонию…

– Что ты сказал?! – ей показалось, она ослышалась, потому что о снежинке она говорила в Банфе с Ричардом. Она оглянулась, Рич шёл рядом. Сообразила, русского он не знает, значит и не понял, что сейчас повторяется разговор с ним, из которого вырваться не может. Легче на минуточку стала, когда увидела плакат, торчащий с зимы, с призывом не ходить по льду. На нём была изображена снежинка.

– Был такой звездочёт Кеплер. Отыскивал гармонию во всём. Трактат написал. О снежинке.

– Иоганн Кеплер? – уточнила Снежана. – Который космический закон? Я что-то помню.

– Три закона движения планет. Он и звездочки снежинок наблюдал. Разгадывал тайну, почему снежинки в своей основе имеют шестиугольник, но при этом все отличаются друг от друга.

– Неповторимы! – со знанием дела подтвердила Снежана. – И как, объяснил?

– На уровне шутливой гипотезы объяснил, почему, несмотря на всё бесконечное многообразие, снежинки в основе имеют шестиугольник. Трактат так и называется «О шестиугольных снежинках», хотя по смыслу – «О шестиугольничании снежинок».

– Каждый выступ, заострение в снежинке, элементик узора – это для урегулирования гармоничного лада вселенной.

– Здорово! – восхитилась она и влюбилась в него до конца своей жизни.

Иван почти всё время видел её лицо, ставшее озабоченным при улавливании смысла его слов, смотрел с нежностью.

В кармане Ричарда вновь зазвенел телефон, и он тут же отошёл в сторону.

– Понял, о ком речь! – сказал старший Грант. – Твой восторг готов понять. Но не думаю, что так уж она неприступна. Ведь была замужем.

– Да, но она, не поверишь, девственница, я случайно узнал.

– Более чем! Я нечаянно заглянул в её дневник. Это тайна! Она страдает от этого физически!

– Всякое бывает, всякое… Если, например, муж голубой или импотент, а женился по неким соображениям, например, семейные обстоятельства подтолкнули.

– Ни гей, ни импотент. Ты его должен знать – Роббер Ротшильд…

– Извращенец! Добрые люди ей ролик сбросили, где он на мальчишнике во всей красе с кучей шлюх и обезьяной. Я не в осуждение. У каждого своя коллекция.

– Припоминаю, – сухо рассмеялся старший Грант. – Была история. Девушку одели обезьяной.

– Если бы!.. Отец!.. Пойду к ним, а то они как-то заболтались, как будто меня и нет.

Рич спрятал телефон и тут же лоб в лоб столкнулся с Дианой.

Она, сходя с лесенки верхней террасы, отступила в сторону, словно бы не узнав его. Рич её окликнул.

Потом, конечно, он сообразит, что встреча не была случайной, что Диана, наверняка, наблюдала за ними с верхней террасы набережной и спустилась по лесенке в тот момент, когда он закончил разговор.

Рич заговорил, упустив, что она не знает английского. Диана печально улыбалась. И рассмеялась. И он рассмеялся. Вместе, объясняясь междометиями, нагнали ценителей трактатов Кеплера.

Рич предложил выпить шампанского, и они тут же зашли в ресторан «Фарос», выстроенный как маяк – с большим сферическим фонарём над крышей.

Иван с некоторым облегчением встретил возвращение Рича и не очень удивился появлению Дианы, ему всё хотелось заглянуть в интернет, узнать, как мир реагирует на его открытие и, главное, почему все так спокойны, нет никакого движения вокруг в связи с тем, что город будет разрушен. Усевшись за столик у огромного окна с видом на бухту речного вокзала, он порылся в своём рюкзачке, обнаружил телефон и набрал в гугле вопрос. Увидел несколько роликов, снятых в университете. Удивился и поразился, что мир действительно до сих пор ничего не знает о летящем к Земле астероиде.

– Почему? – спросил он. – Почему никто ничего не знает? – спросил он Рича. – Ведь нужно же что-то делать!

– Наверное, всё делается, что нужно, – рассеянно ответил Рич и как бы невзначай прикоснулся под столом ладонью коленки Снежаны. Но прикоснулся к ноге Дианы. Та вскинула перепуганные глаза. И заговорила:

– Был король Ричард Львиное Сердце. Когда я увидела вчера и услышала имя, подумала: вот Ричард Львиное Сердце. Глупая я, правда?

Глебушон старательно перевёл, а Снежана сказала:

– Нет, не глупая. Ричард очень нуждается в таком отношении к себе, в таком друге, как ты, в такой женщине.

– Первое, что я увидела в детстве на картинке – рыцаря в стальном шлеме и в короне на белом коне. Я ведь родилась слепой. Меня оперировал доктор по фамилии Лев.

Иван отошёл в сторону, присел за пустой столик, набрал Бориса, спросил, отчего нигде ничего нет об астероиде?

– Всё просто, – с привычной открытостью, ответил Угольник. – Меня убедительно попросили сутки не писать, чтобы подготовиться, чтобы не устраивать панику. Но ты не сомневайся, всё что нужно – делается.

– Да? – Глебушон прислушался к себе и усомнился.

– Есть ответственные люди. Специально обученные, как говорится. Они предпринимают всё необходимое. Мэр и губернатор не хотят, повторяю, сеять панику. Готовят план отселения, выстраивают логистику эвакуации. Ведь триста тысяч переселить – не шутка! Думаю, будет заявление президента и внеочередное заседание Верховной Рады и даже ООН. Я так думаю, – проговорил он с армянским акцентом. – Занимайся своими делами. Занимайся наукой. Занимайся гостями.

Это правильно, подумал Глебушон. Вот что правильно – то правильно.

И он двинулся к Снежане, к столу. Дианы там уже не было.

Диана отошла, спросив шёпотом официанта: «Где туалет?». Ни Снежана, ни Ричард не видели Ивана, тот подошёл к ним со спины и запнулся, услышав часть разговора.

Они смотрели в широкое окно – на сверкающую солнцем воду, на баржу, гружённую белым щебнем, на двух чаек в небе, дерущихся из-за рыбёшки. Рыбка выпала из клюва одной и, не долетая до воды, была перехвачена второй. Шея Снежаны в вороте диагонально полосатого чёрно-белого платья была красива, особая причёска прекрасна. Спина Ричарда под синим пиджачком выглядела излишне толстой, короткая шея и аккуратно подстриженные белые волосы неприятно подчёркивали тяжесть затылка. Голоса звучали нервно.

– Я всё узнал, – говорил Рич, видя краем глаза Ивана, словно б не видя. – Мы можем пожениться в этом городе. Всё время забываю, как он называется. Я уже сказал отцу о тебе.

– Это всё ерунда. Моя страсть к тебе не проходит… Как было в Банфе, так и теперь! Я. Тебя. Люблю. – Он взял одной рукой её ладонь в свою, а вторую положил ей на колено, прикрытое платьем. – Свадьбу отпразднуем в Сан-Франциско семейно. А потом на яхте «Чёрный жемчуг» со всеми.

– Давай не будем об этом, – Снежана мотнула головой, свесив завиток чёлки в тарелку, и не сразу убрала ладонь Ричарда со своего колена и не сразу забрала ладонь из его ладони. – Перестань! Ты вся знаешь.

Так конечно! Они же очень похожи на жениха и невесту! Хоть и одеты, как из одного магазина, но лицами совсем разные, совсем! И откуда в голове сплелось, что они сестра и брат? Они и живут в одном доме потому, что любовники! А сейчас повздорили. Ну и как можно было другое предположить? Вот дурак и кусок дурака!

Иван, пятясь, отшатнулся за перегородку и там прислонился лбом к стеклу. На стекле снаружи сидела бабочка-шоколадница со сломанным крылом, шевелила усиками.

– Я ни о чём другом не могу думать, – говорил Ричард с напором. – А приходится думать обо всём, что вокруг. Понимаешь? Я ревную уже к этому лохматому. Я не могу без тебя…

– Чего не можешь? – Снежана спросила с насмешкой, скрывая волнение и смущение. – Без пополнения коллекции?

И вдруг они услышали голос Дианы и оглянулись. Она говорила кому-то в сторону:

– А ты чего здесь? В окно, что ли, прыгать собрался?

Его заклинило на фигуре речи «вот же дурак!».

Вот же дурак, размечтался! Стыдобушка!.. Брат и сестра! Вот же дурак! Даже и внутренне ни на каком в себе уровне не подумал, что может быть иначе. А оказывается – всё иначе, вот же дурак, просто они давным-давно как муж и жена, вот и поругиваются, как все и всегда. Отсюда и разговор о свадьбе. Ей неопределённость надоела, вот и повздорили. А я просто случайность, случайная величина в их человеческих отношениях, попал в чужую орбиту как «Снег» на фон «Маски». Было ведь такое, когда в подвале неизвестно кто и неизвестно зачем держал…

Иван пребывал в полном смятении, всё в нём становилось темнее чёрного, так он себя изнутри чувствовал.

На площади речного пора перед зданием с колоннами красовалась длинная американская машина абсолютно крапивного цвета, привлекая взгляды всех. Подтянутый негр, водитель, разговаривал с городскими таксистами, все смеялись и щёлкали семечки.

– Ты всё-таки японец или негр? – спрашивал один.

– Ни то, ни сё, – отвечал Сато Минато. – Для японцев я – хафу, полукровка. Для европейцев я метис.

– Бесспорно, – отвечал Сато Минато. – Но с душой самурая и иль-муррана из племени масаи.

Хафу-метис посмотрел с интересом на Глебушона. Тот посмотрел на него, прощаясь навсегда, и забрался в троллейбус номер десять.

В квартирке своей, в доме у пруда, завалился он на диван, сошвырнув с ног кроссовки в разные углы, и от горя уснул.

Через час или два в дверь позвонили, в дверь постучали, в дверь побарабанили – сначала женским кулачком, потом каблучком.

«И откуда такая уверенность, что я дома?!» – поднимаясь с тяжёлой головой, умываясь, поглядывая на дверь, думал он. Хотел было спросить: кто? Не спросил.

Снежана с порога, как бы и с вызовом, но и смущённо проговорила:

За спиной маячила ассистентка Диана. Значит, она и привела. На лестнице ниже стоял Ричард. Снежана смотрела растерянно, боялась, что он захлопнет дверь.

– Что? – переспросил Иван, и душа его в самых глубинах своих преисполнилась радостью. Неправильно понял, неправильно в голове перевелось, неправильно из двух-трёх фраз реконструировал смысл всего разговора! Теперь это открылось через краску на лице, через глаза, через нелепое русское «ну что».

– Заходите, – сказал хмуро. – Плохо себя чувствую.

– Ой, что-то совсем низкое! Надо бы тебе кофейку выпить.

– Ой, что-то высокое! Нужно бы коньячку хряпнуть.

– Не поняла ничего. Давай другую руку. Нужно перемерить. Какие у тебя сильные руки.

Рич посмотрел в разрез её платья и стал смотреть в окно. На скворечнике, пристроенном к зелёному дереву, сидела белка.

– У меня не убрано, – повинился Иван. – Давайте куда-то пойдём, поедем.

– Пыль просто ужас, – согласилась Снежана и, чего Иван никак не ожидал, нашла на балконе тряпку и взялась за швабру. – Есть пылесос? – спросила она.

– Есть, только он пылью забит. Его нужно вытряхнуть.

– Мы с Ричардом вытряхнем, – деловито отозвалась Диана. – Я знаю, где помойка. – Ричард, вы видели наши помойки? Мусорники, то есть? Много потеряли!

– Это Гагарин? – вдруг сказала она, увидев под стеклом в книжном шкафу фотографию двух белозубо смеющихся военных. – А рядом кто?

– Тоже космонавт, – и из него сердце вырывалось. – Леонов. Художник.

– Художник. Космическая живопись? В Штатах есть Алан Бин. Он на Луне был. У вас Алекс Леонов.

Они отступили друг от друга и тут же уселись по разным сторонам стола.

– Он зачем-то приезжал в университет. Я с ним разговаривал. Книжку мне подарил. Потом покажу…

Они сидели друг напротив друга за чистым столом, уже без пылинки, с тонометром посередине, свёрнутом как гигантская улитка. Она как в изнеможении вдруг положила голову свою на край стола, щёку вдавив, как на плаху, сказала:

– Я так устала. Я так испугалась. Ричард мне никто.

– И он положил голову на край стола, щёку вдавив, видел чёрные её зрачки, как ночные планеты в момент солнечного затмения, покружённые в хрустальную атмосферу.

Они смотрели сквозь улитку глаза в глаза и не могли насмотреться.

Эта женщина будет моя, – думал он брутально. – Хоть сейчас, пока этих нет. Никуда не денется. И я не отверчусь.

Она думала какими-то отрывками, всё остальное было в чувствах, в тончайших эмоциях.

Она думала: а почему разные? Лохматый, из дыры мира и Гомера не читал?

Глебушон приподнял голову и вдруг певуче выдал их себя чеканные гекзаметры про картину на щите Ахиллеса:

Создал в средине щита он и землю, и небо, и море,
Неутомимое солнце и полный серебряный месяц,
Изобразил и созвездья, какими венчается небо;
Видимы были Плеяды, Гиады и мощь Ориона,
Также Медведица, – та, что ещё называют Повозкой…

– Гермес Ахиллесу щит делал, получился как бы телевизионный экран, плазма, на которой идёт трансляция событий человеческой истории.

Она думала: ну вот, и Гомера знает... Но не в подлиннике!

– Перевод Вересаева, – сказал он зачем-то. – Есть ещё перевод Гнедича. Гнедич всё время хотел облагородить Гомера, убирал сквернословия и грубости. Благородный человек. У него не повозка, а колесница…

– А ещё, Ричард, я вам покажу рынок. Все американцы первым делом бегут у нас на рынок – смотреть, как мясо рубят. Вы же привыкли всё фасованное, всё в пакетиках…

– Это ты ничего не понимаешь, – Диана очень мило улыбнулась Ивану. – Попрошу, не мешать мне налаживать личную жизнь. Ладно?! Свой телескоп совершенствуй, а меня не надо.

Рич так понял, что она хочет показать ему университетский телескоп.

А Глебушон смутился. Прошлой зимой Диана навязывала ему себя, то ли влюблена была, то ли уж просто замуж стало невтерпёж, что отпугивало. Он болел, приходила, думала привязать к себе готовкой и поддержанием порядка. Он, отыскивая форму помягче, сказал: «Мой телескоп, звезда, тебя не видит». Она решила, что он полшестого. И он догадался, что она так поняла. Ну и ладно, подумал: хоть так, но сдыхался.

– Можно так сделать? – поддержала Снежана заблуждение Ричарда. – Я тоже хочу посмотреть в телескоп. На Плеяды, Гиады и мощь Ориона.

И они переместились на машине цвета весенней лесной поляны к подъезду университета. Водитель хафу-метис улыбнулся Ивану по-японски узкими, но чёрными нигерийскими глазами, белки светились.

Аспирантка Диана знала здание университета как свои пять пальцев (во всяком случае, так она думала), но не смогла понять, где же находится узкая дверь маленькой каморки, в которой они вдруг оказались – то ли на четвёртом этаже, то ли на пятом.

Иван ткнул пальцами в плашки кодового замка, сказал Снежане:

– Код 1772, легко запомнить, это номер астероида «Гагарин».

– Да, запомню! – Снежана, общаясь с ним, перестала удивляться, просто радовалась всему, что от него исходит, чего прежде не случалось при общении с другими людьми.

Она вдруг по-девичьи напряглась и покраснела, невзначай коснувшись своими пальцами ладони Глебушона. Ей было понятно, он так нарочно повернул руку, чтобы она коснулась, и она ещё глубже покраснела. Глянула на Ричарда – тот глаз не сводил с Дианы. Жадно смотрел. А в Иване жара нет, что показалось ей ужасным. Диана в это время нервничала, прикалывая к пиджаку Ричарда памятный университетский значок.

В узкой комнатёнке пахло краской. Короткая стальная лесенка упиралась в железную дверь, которую Иван быстро открыл ключом, вынув из-под ступеньки. Далее шёл очень узкий коридор, нужно было попросту протискиваться боком, и ещё одна лестница, уводящая по спирали вверх.

– Я тебя украду и покажу кое-что, – быстро решился Глебушон, взлохматив и без того вразнобой живущие на голове волосы. – Можно? Если тебе не страшно.

– Не страшно, – ответила серьёзно и внутренне подтянулась, и живот, и без того плоский, втянула.

И научил: шагнуть за поворотом лестницы вправо, в нишу.

И сам за ней шагнул – в нишу, невидимую снизу.

Стоя близко друг к другу, прижавшись друг к другу, поцеловались и оглянулись. Рич внизу беззаботно говорил Диане по-английски:

– Ты говоришь про горы? Просто обожаю, – отвечала та по-русски, ничего не понимая в Ричарде, но всё в нём чувствуя.

Когда Рич и Диана поднялись в маленький купольный зал обсерватории с телескопом в центре, удивились, не обнаружив в нём шедших перед ними Снежаны и Глебушона. Спрятались? Уединились? Но ведь некуда. Дверь на крышу стояла запертой. Да и проглядывалась через окна вся крыша. Другая дверь, через которую попадают сюда студенты – то же оказалась запертой. Диана от растерянности уселась на квадратный столик, под телескоп.

– Интересное дело, – сказала она, переводя дыхание. – Куда же они пропали? Ведь не в космос же через эту штуку улетели! – она обхватила ладонями толстую трубу. – Как из пушки на Луну.

И засмеялась, приглашая Ричарда присесть рядом.

Рич, присел, снял крышку и заглянул в глазок.

– Давай покажу, как на звёзды смотреть. Нужно перед объективом раздвинуть купол… Включалка где-то здесь…

Она нашла включалку, нажала кнопку, загудел мотор, створки купола расползлись, открыв вечереющее небо. Рич снял крышечку с глазка и выронил. Руки Ричарда и Дианы, ловя крышку, схлопнулись ладонями. Пальцы их сплелись. Лица их сделались строгими, и вдруг они, мужчина и женщина, начали целоваться.

Глебушон привстал в нише на носки, нажал на что-то неочевидное. Перед лицом Снежаны отъехала узкая панель, открыв ход в черноту. Иван аккуратно продвинул её вперёд, почувствовав худые милые лопатки под нежной тканью платья, под кожей, но и горизонтальные бретельки лифчика. Шагнул вперёд и со скрежетом задвинул за спиной входную панель. Стало вокруг как смола, чернота засасывала. Он, взяв её за плечи, повёл перед собой очень узким коридором. Она послушно шла, выставив перед собой обе пуки.

Пространство расширилось и впереди прокололась лазерным лучом маленькая голубая точка.

– Сейчас кое-что тебе покажу. Ведь ты не боишься?

«Я ничего с тобой не боюсь!» – подумала она, а вслух произнесла:

– Я никогда ничего не боюсь, однажды на меня кабан напал…

– Нисколько!.. Нет, я просто чуть с ума не сошла, чуть от ужаса не умерла…

– А почему сказала, что ничего не боишься? – Иван оставил её и направился к голубой точке.

– Не знаю почему, – ответила Снежана, не отставая. – Есть, наверное, во мне тяга к лживости?

– Ничего-ничего, – ответила она вдруг взвинчено и ухватила его за локоть.

Она ждала, что сейчас он её обнимет, будет целовать, произойдёт как-нибудь всё, ведь он мужчина, должен, наверное, всё знать и уметь.

– Это не лживость, это фантазёрство, – уверенно догадался Иван. – По себе знаю.

И в это мгновение, когда тепло её руки проникло ему через локоть в кровь, пронзила догадка!

– Всё понял!! – охнул Глебушон, быстро отстранив свой локоть. Он метнулся в сторону, во мрак, где тут же загорелась матовая лампочка, высветив стол с ноутбуком, стул с мягким сидением, шкафчик.

Стены, пол, потолки оказались разрисованным какими-то пятнами. В центре зала имелся некий сложный прибор, похожий на спутник, составленный из нескольких металлических сфер, с отверстиями различной величины. Снежана догадалась: «планетарий». Внутри прибора и светилась голубая точка. Окон в помещении не было, стены, потолок и часть пола, всё вместе, как она тут же поняла, являли собой некое живописное пространство.

– Ты пока тут посмотри, – захваченный своей мыслью, предложил Глебушон, не глядя на неё, запуская ноутбук.

Она опрометью бросилась прочь, нырнув в щель коридора, включила телефон, светя себе под ноги. Здесь также стены, пол, потолок были в каких-то пятнах, неорганизованных узорах.

В нём всё время жила мучающая его загадка: почему «Снег», оказавшись не вытянутым как «кирпич», имея относительно малый объём, столь массивен?

Если б Снежана в слезах не ушла, увидела б: он вносит циферки и значки в таблицу в левой части монитора, после чего примерно такие же числа и значки возникают в правой. Голова Ивана работала так, что со стороны могло показаться, что он экзаменует компьютер!

Иван всё время не переставал ощущать её рядом, не поняв, что она ушла, мечтая о ней в каком-то ином своём пространстве, понимая, что сейчас нельзя ни на миг отвлечься, чтобы не потерять нить, которая в своём конце во всём объёме уже содержит решение задачи. Вскоре со всей очевидностью стало ясно, что астероид, имея железно-каменную оболочку, как и многие прочие метеориты, примерно процентов на десять состоит из тяжёлых металлов, вероятно, платиновой группы. Очевидно же! Там не только золото, но и, – что самое занятное, – родий. Родий там!!! Тем вероятней, что этот металл, который дороже золота раз в десять, и прежде попадал на Землю в составе метеоритов.

– Там, кажется, родий, платина и золото, – сказал он, отодвигаясь от компьютера. – Только всё проверить надо.

Включил «планетарий», прошёл по своему лабиринту. Сообразил, наконец: обиделась и ушла.

Какой же я идиот! – сказал он себе спокойно. – Ну и прекрасно! – прибавил, выключил свой планетарий и вернулся к столу.

Снежана, вытерев платком лицо, долго возилась, открывая панель. Выйдя на лестницу из ниши, поднялась по винтовой лестнице. Дверь в обсерваторию стояла на треть приоткрытой. Рич и Диана, умостившись на маленьком квадратном столике, почти совсем раздетые, обнимали друг друга, сплетясь. Крышечка от глазка телескопа на шнурке болталась между их лицами. Снежана замерла – как током подкожным поражённая; пред ней свершалось некое вселенское действо. Она ничего подобного не видела даже и в неприличных фильмах. Всё это вызывало не отвращение, а как бы ощущение того, что ей кто-то дал разрешение прикоснуться к запредельной тайне. Кажется, и космос через телескоп глядел на этих двух с тем же чувством.

Диана и Ричард, словно б вдруг осознав это, в две руки прикрыли глазок. И тут же посмотрели на неприкрытую дверь.

Снежана, чуть каблук не сломав, громко пробормотав «простите, простите, вот это я попала!», бросилась вниз. В каморке, где пахло красками, она не сразу смогла открыть дверь, заглянула под лесенку, отыскивая ключ. Там стоял пакет с пустыми банками из-под красок. Сообразила: значит, всё художество на стенах и потолках он недавно сделал. Ключ для выхода оказался не нужен. Дверь открылась простым нажатием на рычажок. Интересно бы, – думала она заполошно, – сбегая по лестницам ночного университета, – увидеть всё это при включённом. Использование планетария при создании инсталляции живого космоса – это, кажется, ноу-хау.

Но всё-таки, какой же он свинтус, хоть и Гомера читал. Читал, да в переводе, свинтус! Никогда не прощу.

Лимузин стоял на месте. Верный Сато Минато спал внутри салона, лёжа на спине в раздвинутых креслах.

Особо не ведя счёт времени, Глебушон несколько раз задрёмывал за столом, потом умывался, ухватывал твороженные сырки из маленького синего холодильника, прыгал, отжимался от пола, заваривал кофе и возвращался к столу. Через сутки, выложив на «Коперник» расчёты, отметив в сноске, что программа «Каменный астронавт» по-прежнему нуждается в проверке на корректность, размотал на полу походный коврик, разбросил спальный мешок и в изнеможении провалился в сон, подумав, что так и умереть можно, некстати вспомнив, что в полном изнеможении после трудов скончался таким образом князь Потёмкин: вышел из кареты, лёг на землю и умер. Причём здесь Потёмкин? – во хмелю полусна думал он. А вот почему: Снежана Потёмкину в каком-то виде родня, потомок. Потомкиня? Светлейший был пресыщен войнами, царедворством, странствиями, женщинами. А я-то и в жизни ничего не видел. Всё внутри себя. А снаружи сияние её глаз видел, за ними, за зрачками её, словно бы звёзды прячутся, за каждым зрачком – по одному солнцу.

Для публикации видеоблога «Каменный космонавт» время определилось без специального расчёта. Но, как оказалось, с изумительной точностью. Кнопочку «опубликовать» Борис Угольник нажал в пятницу вечером, в 19.30, как и обещал «отцам города», выдержав двадцать семь часов. И сверх того часа, как просил губернатор. Сквозной, позвонив, извинялся, говорил со смешком: «А то не успеваем». И с внутренним хохотком уточнил: «Да и время через три часика как раз будет прямо-таки прайм-тайм». Он и анекдотик абсурдный для верности, чтобы Угольник его услышал, доходчиво ввернул: «Понимаешь, если быстро ничего не делать, можно многое успеть и подольше пожить». Борис помнил о неприятной угрозе Ракеты и счёл за благо и здесь не рисковать. Если уж изначально дал слабину, так и нечего линию менять, гори и хата!

Видеоролик с его комментарием к модели катастрофы «Глебушон» разлетелся по просторам интернета вирусным взрывом.

Народ в городе Че высыпал на улицы. Люди смотрели в небо и видели в плотных грозовых облаках то, что хотели видеть.

– Комета мелькнула! – неизношенным голосом кричала девушка на Соборной площади, сидя на плечах парня, и некоторые действительно в расщелине между тёмных облаков увидели то ли звезду, то ли отблеск молнии.

– Зийда! – кричал малыш на площади Дружбы народов, вцепившись в рукав маминой куртки.

– Ах ты, мой философ! – горько улыбнулась его мама первым слова сына, видя в чёрных облаках демонические профили, но ни крупицы просвета ни там – в небе, ни в будущем.

– Надо на крышу залезть! – говорил муж жене, стоя с биноклем на площади 700-летия.

– Давай, лезь, шоб тебе там молния по башке дала! – отвечала жена.

Из авторского комментария к видео уже знали: астероид невелик, имеет примерно около 30-40 метров в длину, высоту, ширину. При этом общий объёмом космического вещества – ого!!! – 35 тысяч кубических метров, общий вес – ого, ого, ого – с полмиллиона тонн! В сетях известный учёный Уткин взялся доказывать, что масса вовсе не катастрофична для землян. Да, отвечали другие, возможно, Земля в целом удара и не заметит, но хотелось бы в час «икс» оказаться подальше от эпицентра некатастрофы. Им оддакивали третьи: лучше наблюдать издаля. Четвёртые откровенно сеяли панику, да, говорили, на начальство рассчитывать не приходится, самим надо выметаться из города.

Подлинное сумасшествие с эпизодическими громкими выхлопами эксцессов началось в полдень следующего дня. Эфиры к тому времени уже с избытком перенасытились говорящими ртами. Рты шевелились губами – толстыми, крашеными, тонкими, сочными, затёртыми, добрыми и злобными, накрытыми усами и не накрытыми. При этом никто из жителей города не мог взять в толк, когда же случиться падение?! Возник слух, что руководство эвакуировало свои семьи и распродало активы. Губернатор выступил с опровержением, заявив, что работает на месте, ситуацию держит под контролем, а все паникёры и мародёры будут наказаны. Какие ещё мародёры? – заинтересовались любопытные. И тут же пришло первое сообщение о разграблении двух магазинов в районе Мытницы. Нашёлся дотошный наблюдатель, который в губернаторском видеоролике при замедленной протяжке кадра приметил в окне за его спиной зелёную пальму. Тут же появилось фото, сделанное с той же точки, – с пальмой за окном и указанием: Эль-Хадаб, Египет.

Большие фуры и грузовики поменьше, бусики и всё прочее колёсное устремилось по пяти дорогам прочь от Черкасс. Цены на бензин и дизтопливо на топливных заправках поднялись выше самого неприличного уровня. Пошла волна с пруфами того, что в городе множится число разграблений не только магазинов, но и покинутых квартир и домов. Появились несколько видео с расправами над пойманными мародёрами, избиениями их. Нашлись активисты, которые приматывали воров скотчем к столбам со спущенными штанами. Мелькнули снимки двух убитых охранников супермаркета и охранника банка с разбитым пулей виском. В одном ролике Борис узрел мёртвой знакомую собаку, которая недавно пыталась его цапнуть в университете. Сообщалось, что в кегельбане ТРЦ «Любава», в котором искали бомбу, неизвестный в упор выстрелил ей в пасть пиротехнической ракетой.

Алексей Степанович Грибоядов, вычухавшись из ковида, зная о бурных событиях в городе, оставив по-английски больницу, поспешил на работу – в ТРЦ «Любава», а оттуда уж почти бегом – домой. Здесь его ожидала огромнейшая неприятность. К двери тремя кнопками было приколото решение суда. Дети его случайной жены, соседи, которые с ним годами судились из-за жилплощади, доказывая, что он незаконно получил в наследство четвёртую часть их дедовского родного дома, вынесли его вещи во двор. Замки не поменяли, он вошёл внутрь. Сумку с пятью планшетами и десятком телефонов Грибоядов поставил на пол и стал думать: что же делать? А думать-то особо было и нечего. Нужно Диану просить о помощи. Сама ж хотела отца найти? Вот и нашла! Может, в общежитие пристроит. Она ж умная. В калитку позвонили. Глянул через шторку – начальник охраны «Любавы» и его зам с бейсбольной битой.

– У него один золотой, – говорил его зам, – себе заберу.

Внутренний лексикон Грибоядова был исключительно груб, говорил он внутри себя только матом. Всегда и обо всём. Каждая вещь, каждый предмет, каждое понятие в его языке имели свой особый матерный эквивалент. Грибоядов знал, они все всегда подозревали его во всём. Что бы ни пропало в магазинах ТРЦ – на него косились. Даже проверку устраивали: зарядили кошелёк с пакетиком. Если б открыл, уже б не отмылся. Смекнул тогда: странный кошелёк, сто лет таких не носят. Натянул резиновые перчатки, сунул кошелёк в прозрачный пакет и там открыл. В кошельке щелкнула раздавленная ампула, пакет наполнился едкой зелёной пылью.

Тогда он их обыграл. Сегодня – они. Не поленились в такой день, припёрлись.

Грязно прокляв всех: – Так и… (без вас проживу), ну и… (обойдусь) так и … … до …. (спасительного метеорита) не доживу, – Грибоядов открыл газовые конфорки, выставил в окно сумку и сам грузно вывалился наружу. Стоя на отмостке, Алексей Степанович сосредоточенно чиркнул спичкой, подпалил занавеску. Ветхая тряпица в розочках, о которую он часто вытирал за едой пальцы, медленно начала наполняться пламенем. Ему не было жаль ни этой кухни, ни этого случайного дома. Струйка огня взмыла к потолку. Уходя через сад, Грибоядов видел, как пламя, выскочив с хлопком из окна, уцепилось за карниз под кровлей и, как гимнаст, силовым рывком, перелетело в слуховое окно, за которым, как он знал, стояли ящики со старыми журналами и пластмассовыми игрушками. Ветер ударил с Днепра порывами и пламя дотянулось, перескочило на крышу соседского гаража.

Независимо от пожара в его Казбетском тупике, в соседнем квартале задымили и вскоре заполыхали элитные особняки. Началось с того, что некий тип со странным лицом, как бы вывернутым наизнанку, почувствовав запах горячего дыма из Казбетского тупика, вдруг затрепетал и засмеялся…

Борис, просматривая в соцсетях видеозаписи, видел, как сумасшедший пироман, открутив крышку бензобака «Мерседеса», стоявшего наполовину в гараже главного архитектора города, наполовину на улице, сунул в отверстие кусок тряпки и поджёг конец. От взрыва пламя облепило весь гараж, переползло на дом бывшего прокурора, в котором никто не жил, пока хозяин отбывает срок в тюрьме. Следом полыхнула прорезиненная крыша особняк ректора университета Совы.

Напрасно Боря Угольник в своём паблике призывал народ оставаться людьми и гражданами, и патриотами своего города Че. Взывал: «Каждый из нас в это тяжёлое время должен стать лучшей версией себя самого!»

Из города тянулись и тянулись вереницы машин.

Telegram-каналы сообщали о бандах, нападающих на дома и на квартиры без разбора, пусты они или в них ещё живут люди. Награбленное вывозилось в фурах и открытых грузовиках. Все были уверены, что без прикрытия полиции такое невозможно. Ещё говорили о грабежах на дорогах: без исключений каждый беглец являлся носителем ценностей, всё при нём – все деньги, всё золотишко. Грабь любого, не промахнёшься.

Вся муть дна всплыла к поверхности. Для людей лихих настало золотое время.

Борис выложил очередной обзор событий, снабдив его вдохновенным комментарием, и стал впитывать в себя ещё одну новость, грозившую своей сенсационностью перекрыть и перевернуть всё и всех, а кого-то толкнуть в петлю или к дробовику.

Снежана, внутренне тихо воя, заглянула на «Коперник» и, увидев обновление в блоге Глебушона, подумала: «Ну и хорошо, не зря ушла». Подразумевалось: не отвлекла, Иван до чего-то и додумался, не впустую «всё понял» и локоть отдёрнул. Так умом себе говорила. А в сердце кипел горький коктейль. То ругала себя, то плакала о себе. Ругала, что поспешила, ушла: «Пусть бы работал! А я бы тихонечко сидела, тихонечко-тихонечко… как та белочка и смотрела бы на него в его лабиринте, а потом бы случилось то, о чём лишь дневнику сказать». И плакала о себе: «Неужели всё к тому повернуло, что за Рича замуж идти?.. Умолял, говорил, что случилась ошибка, что неправильно поняла, что по глубинному смыслу всё, случившееся в обсерватории, это было не с Дианой, а с нею, со Снежаной!» И в какой-то миг пожалела его. Родным вдруг каким-то сделался в отчаянии своём. И порадовалась в душе за него: пополнил свою коллекцию Дианой, пусть! И опять плакала о себе: как в теннисе шарик, отлетела от Ричарда и теперь опять к нему лечу. И руки у него красивые, такие приятные руки, длинные тонкие пальцы! Наверное, сладко такие руки чувствовать на плечах ночью? А какие у Ивана? Почему же внимания не обратила. И прав Ричард: мы с Глебушоном из разных цивилизаций, он как марсианин! как тот русал.

И вдруг заглянула на сайт к астронавтам, как водой холодной в лицо брызнуло, закончилось сумасшествие.

Она с энтузиазмом, вытирая слёзы, вникла в то, что было в блоге на английском, потом открыла текст на языке оригинала и ещё раз вникла. Она пробежала текст о Sneg, вернулась к началу и вновь пробежала, выбирая самое понятное и важное: Масса астероида, принадлежащего к редкой группе F превышает расчётную массу по причине того, что ядро астероида на 10% состоит, – как это будет показано ниже, – из металлов платиновой группы. Масса ядра астероида составляет около 67 тысяч тонн…

Значки таблицы Менделеева Снежана знала на память почти все: Au – золото, Pt – платина. По поводу Rh осведомилась у телефона: «What Is Rh?» Оказалось, Rh – редчайший метал, который много ценнее золота, родий.

Раздумывала: «Всё-таки, есть в его работах ложь, вброшенная программистами Рича?». Десятый раз к этому возвращалась.

Она сидела перед маленьким компьютером в своей уютной и просторной кухне, в которой никто не готовил, на втором этаже архиерейского дома. Окошко выходило в палисадник и на площадку с высоким крыльцом, входом в храм, в высокую трёхступенчатую красно-кирпичную колокольню. Как подзорная труба или телескоп, – вдруг подумала она, и поняла, что хочет видеть мир как бы глазами Ивана. На втором уровне колокольни в полукруглом проёме виднелся колокол.

Она помнила, Рич ещё в Банфе вёл какие-то переговоры с программистами из фирмы GRОG, специализирующейся на компьютерных играх. Слышала обрывок разговора. Рич что-то говорил про «техническое задание», произносил «срочно». Разговор, так или иначе, касался их запланированной на май поездки. О чём шла речь – не могла додуматься. Теперь сидела, прокручивала в себе. Факт ли, что Глебушон открыл астероид Sneg? Да, факт. Рич ни при чём? Рич ни при чём. Факт ли, что Sneg врежется в Землю? Да, уже и обсерватория James Webb подтвердила высокую вероятность. Рич ни при чём? Да, Рич ни при чём. Факт ли, что ядро Sneg состоит из металлов платиновой группы? Если это не так, то какое ещё может быть объяснение столь значительной массы астероида? Ведь и здесь Рич ни при чём? Такое подстроить невозможно? Такое подстроить невозможно. Уяснив это, Снежана позвонила Ричарду, попросила встретиться внизу.

Сразу сказала, что возвращаться к разговору о сцене под телескопом она не намерена. Сухо извинилась за то, что случайно увидела, чего видеть не хотела и не должна была, извини, сказала, что в твою частную жизнь заглянула, в коллекцию. Я это в себе всё как бы сожгла, как бы ничего этого не было. Ты согласен?

Они сидели в трапезной друг против друга, он под большой иконой «Тайная вечеря». Иуда, единственный без нимба, за левым его плечом смотрел в сторону. Появился Сато Минато, живший тоже где-то внизу.

– Что госпоже угодно? – спросил Сато Минато. – Может быть, сок?

Она видела через приоткрытую дверь, ведущую на просторную кухню – у плиты и у стола работают женщины.

– Я помню, спасибо, – сказала Снежана нетерпеливо.

Когда Сато Минато удалился, посмотрела, как бы прощаясь, на красивые руки Ричарда и в глаза посмотрела строго.

– Ты меня втянул в достаточно необычное дело.

Солнце из окна било ему в глаза. Рич щурился, смотрел на неё, ждал, что ещё скажет. Не дождался, ответил:

– У меня была цель заинтересовать тебя, и мне это удалось. То, что здесь я не смог на тебя произвести впечатления…

– Будем, – возразил он. Но продолжить не мог.

Он знал о ней многое, знал её привычки, вкусы, знал о некоторых сокровенных её переживаниях, которые она упоминает в своём рукописном дневнике, копию которого Рич недавно заполучил и хранил в своём планшете. Как мужчине ему было крайне любопытно почитывать о её девичьих переживаниях. О самом Ричарде там было скудно и совершенно безэмоционально: «Рич ездил в офис Бориса», «Р. встретился с губернатором-шутником»… Но в записи, помеченной февралём ещё в Банфе, было упоминание о его руках: «руки у Р. красивые, пальцы тонкие, фигурные, длинные». Руки! Ни ум, ни внешность, ни речь не впечатлили. Похвала сомнительна. Но лучше, чем ничего. О некоторых её женских тайнах он бы предпочёл не знать, например, о проблемах её женских дней, как и о диарее, случившейся в самолёте после испанской малины.

– Я захотела поучаствовать – чтобы посетить родину предков, не более того.

– Чуть-чуть более. Мне хотелось взглянуть на потомков тех, кто убил родителей моего прадеда и разграбил наше имение. Узнать, есть ли покаяние. Ведь потом они десятки лет жили с нашей мебелью, спали на наших простынях, ходили по нашим коврам…

– В воскресение в церкви немного народа. Может, кто и каялся.

– Меня кое-что настораживает, – сказала она. – Давай выйдем во двор?

Уселись на брусках, сложенных как попало в сторонке от церкви.

Кровля колокольни имела сверкающий небесно синий отлив и увенчана золотистым куполом с крестом. За куполом над колокольней виднелись ещё два купола – над центральной частью храма и над алтарём. Главный престол, – она знала, и на то указывала мозаичная икона над входом, – освящён в честь Рождества Христова, нижний – в память Спиридона Тримифунтского. В нижнем пределе ещё не была. А в верхнем уже молилась на воскресной литургии. Все иконы, росписи стен и сводов, как и богослужебный язык, были теми же, что и калифорнийском монастыре, в котором ей пришлось три месяца скрываться после катастрофической свадьбы. Её порадовало, что после причастия, так совпало, увидела вдруг Ивана. Тот куда-то спешил, ушёл, не дослушав проповеди.

– Даже не могу сказать определённо… А вот хотя бы то, что мы здесь поселились в одном доме. Это порождает двусмысленность. Мне бы хотелось, чтобы ты переехал в другое место.

– Под одной крышей мы живём как брат и сестра, – поник голосом Рич. – Мы специально слух через Бориса пустили, что мы то ли брат и сестра, то ли… чтобы ничего определённого не было.

– Да! Причина – в Иване. Я чуть не умерла, когда поняла, что он услышал твою болтовню о свадьбе и сбежал из ресторана. Показалось, что я его больше не увижу…

– Я понял, – холодно ответил Ричард. – Я подумаю о переезде и приму решение. И сообщу о нём. Что-то ещё?

– Мне бы хотелось знать, что именно вы с Клаусом намутили. Чувствую – намутили, есть во всём какой-то подвох. Я чего-то не знаю?

– Ничего страшного не намутили, – заверил с возникшей в нём отстранённой холодностью Рич. – У нас договор – никому ни слова. Сама вскоре узнаешь.

Проходя к себе наверх, она увидела в одной из его комнат разбросанные вещи. Заметила с усмешкой:

– Плохо у тебя получается жить без гувернантки.

Ричард окончательно замкнулся. Она помянула его глупую женитьбу на Элизабет, проститутке в Мехико, унизила насмешкой.

– Ах, да! – Снежана словно бы только вспомнила. – Загляни на «Коперник» в блог Глебушона.

– Что там!? – Ричард зевнул. – Так захотелось в шахматы поиграть! Как я понимаю алкоголиков и наркоманов!

– Конечно, гений! Как же без открытий! – проворчал Рич, уже мысленно окунувшись в стихию шахматной игры.

Журналистская душа Борис Угольника возликовала, когда он увидел по номеру, что звонит Снежана (внутри себя называл её княжна). Говорили поочерёдно Ричард, Борис и княжна. Ричард сухо сообщил, что Иван Глебушон опубликовал результат нового исследования…

– Только вы, Боря, не волнуйтесь, – предупредила Снежана, выдержав паузу со вздохом. – Возьмите себя в руки.

– Но всё же есть и новое? – догадался Борис. – На то оно и открытие?

– Разумеется, – сухо подтвердил Рич. – Глебушон дал расчёт, из которого следует, что астероид не простой.

– А золотой? – хмыкнул Борис, решив уничтожить сухость Рича шуткой.

– Я вам ссылку, Борис, брошу. Вы поймёте, не то чтобы весь золотой.

Открыв публикацию и пробежав текст, мельком глянув на графики и таблицы, Угольник взялся пересчитывать на калькуляторе то, что он мог проверить, пересчитать:

Объём, массу. Правильно: 10% от общего объёма это 3.5 тыс.м.куб.

– Сколько весит 1 кубический метр золота? – спросил он у телефона, тот написал: «19.3 т». Неужели? Ладно. Таким образом, умножаем 3500 на 19.3 получаем 67 тысяч 550 тонн... То есть, шестьдесят семь тысяч тонн с копейками! Это по минимуму. Это если все 10% – золото. Но там ещё платина и родий, с ума сойти.

– Это десятки тысяч тонн драгоценностей! Я не верю, – без обиняков заявил Борис. – Всё это похоже на шарлатанство, на обман, на аферу. Которую кто-то затеял с неизвестной целью.

– Почему вы так думает? – искренне заинтересовался Ричард.

– Было такое в кино! «Не смотрите наверх». Все видели! Никто в эту «новость» не поверит.

– А, вот в чём дело! – снисходительно проговорил Ричард. – Борис, как раз в жизни именно так и бывает. Особенно в технической сфере. Неужели не знаете?! В ХVIII веке герои Джонатана Свифта в «Путешествии Гулливера» открыли существование двух спутников у Марса, за полтора века до их реального открытия! Писатели открывают то, что потом приходит в жизнь и становится обыденностью. Фантасты обладают даром прозрения. Я тоже помню «Не смотрите наверх». Но и казус с историей «Титаника»... Вы, Борис, конечно, помните?

– Нет. Да… А, вот вы о чём! Да, был роман «Титан», предвосхитивший гибель реального «Титаника». Сейчас посмотрю, – Борис, открыл в компьютере Википедию. – Да… Не «Титан». Была повесть «Тщетность». Опубликована в 1898 году, когда «Титаник» ещё не был спроектирован. За 14 лет до катастрофы… Описан лайнер «Титан»… Совпадают технические характеристики «Титана» и реального «Титаника». Совпадает время крушения – апрельская полночь. Причина крушения – столкновение с айсбергом. И причина массовой гибели одинакова: на всех не хватило шлюпок… Да, Рич, я об этом в детстве читал. У нас на чердаке хранились старые журналы… «Техника – молодёжи»… Я б и сам вспомнил. «Титаник» – это аргумент. Хорошо, что напомнили… Согласен. Время от времени в мире происходят истории, которые прежде были как бы смоделированы фантастами, то есть предвосхищены, предугаданы!.. Вот и Глебушон как-то говорил, что у Гомера в «Илиаде» есть беспилотники сухопутные, как бы самокаты трёхколёсные, и мореходные в «Одиссее», словно б снабженные спутниковой системой навигации. И ещё описаны «золотые служанки» – фактически роботы, снабжённые искусственным интеллектом.

– Гомер очень непростой автор, – задумчиво проговорил Ричард. – А вы, Борис, очень умный человек.

Борис был польщён. Если бы в этот момент он мог видеть лицо Рича, он бы насторожился: Рич беззвучно смеялся, открывая вдруг – неожиданно и для себя – в планшете шахматный сайт Chess.com. На экране появилась его фотография в профиль и имя: Рич Грант.

– Сыграю разок и здесь, – сказал сам себе Рич.

Борис этого знать не мог, но и прочувствовать не умел. В этот момент он был восхищён красотой своей мысли и, как абсолютной истиной, проникся идеей повторяющихся совпадений вымыслов и фактов.

Весть была как гром с молниями среди ясной ночи: метеорит не простой, в своей серёдке набит драгоценностями! Через тридцать минут по пабликам и эфирам поскакало горохом: «Астероид Sneg на десять процентов состоит из драгоценных металлов, его сердцевина – золото, платина, родий, массой около 70 тысяч тонн (тысяч тонн!) Для сравнения: в мире ежегодно добывается менее четырёх тысяч тонн золота. В Днепр с неба одномоментно упадёт столько золота, сколько человечество огромными трудами добывает за двадцать лет! Это вам не мифическое золото гетмана Полуботка!»

– Розыгрыш! Фейк! В кинофильме «Не смотрите наверх» была такая история!

– Теряем, как в войну, убийства, грабежи, пожары и никому до нас нет дела!

Борис Угольник ответил всем вместе со всем жаром убеждённого публициста. Он с блеском напомнил историю дивного совпадения сюжетов «Титана» и «Титаника». Напомнил и об открытиях, предсказанных литераторами. В 1961 году Артур Кларк в сочинении «Лунная пыль», – космос был ещё во многом фантастика, – додумался, что люди в космос будут летать как туристы. Для большей убедительности, и это сработало, напомнил маловерам, что драгоценный родий и прежде попадал на Землю вместе с метеоритами. А также сообщил об удивительном предсказании 1888 года писателя Эдварда Беллами: в будущем люди будут получать деньги на карты. И о Гомере напомнил. Процитировал о дронах-велосипедах для богов, изделиях кривоногого Гефеса:

К ножкам треножников он золотые приделал колеса,
Чтобы в собранье богов они сами собою катились
И чтобы сами домой возвращалися, взорам на диво.

Сообщение о «Золотом космонавте» наложилось на панику, вызванную «Каменным», и остановило её. Тут же были погашены пожары, схвачены десятки мародёров и бандитов и некоторые зверски убиты. В городе установился порядок. К вечеру первого дня в Черкассы вернулся мэр, к ночи третьего – губернатор. Из двухсот тысяч горожан, выехавших, вернулось около сорока. Многие, потеряв жильё, стали беженцами и сочли за благо возвращаться, узнав, что столкновение «Золотого космонавта» произойдёт через два месяца.

В душисто-смоляной гуще соснового бора, на берегу Днепра, вблизи зелёных островов с песчаными косами, в трёхэтажном особняке Архипа Ракеты обсуждалась сумасшедшая новость.

Началось с того, что позвонил Угольник. Сказал: загляни на мою телегу. Архип заглянул. Нового не было. Перезвонил:

– Сейчас, – ответил Борис. – Тут глюк прошёл. Сейчас. Читай. Потом видео выложу.

Молча вернул его к глазам и ещё раз прочитал. После чего с какой-то душевной теплотой в голосе произнёс:

– Астероид золотой, – сказала в рифму Астра Павловна, нарезая мясо и бросая его в кастрюлю с холодной водой.

– Учёный этот вычислил… На, глянь сюда, – Ракета передал жене планшет. Астра Павловна вытерла пальцы красными петухами на полотенце и быстро пробежала взглядом статейку.

– Зря сбагрили всё побережье, – сказала она.

Астра Павловна налила в рюмку водки и села за стол.

– И мне налей, – сказал Архип, чего не произносил лет пятнадцать.

Они выпили, и только после этого Астра Павловна сообразила, что допустила оплошность:

– Ты зря пьёшь, потом будешь за бок хвататься.

– Вот что мы теперь Гарику оставим? – несколько истерично проговорила Астра Павловна. – Даже этот дом – уже не наш. А берег-то этот весь станет золотым… Сколько тонн драгмета рухнет?

– Хватило бы и одной тысячи, чтобы все вокруг поубивали друг друга, – в Астре Павловне был силён философ.

Она отставила в раковину две рюмки и достала из шкафчика две рюмки побольше. Поставила мясо на огонь, выпили ещё.

– Сейчас все разбежались, весь город! – говорила она. – Надо сделать так, чтобы всё нам досталось. Надо застолбить право на все семьдесят тысяч.

– Причём тут «Рыбка»? Там дурная баба о себе заботилась. А я о всех нас. Станем как короли!

– Астра, знаешь, что такое жадность фраера сгубила?

– Мы профессионалы, не фраера. Да? – Она икнула.

– Ты, Астра, в узел свои мозги завяжи и больше в этом направлении не думай.

– А в каком направлении будем думать? – Астра Павловна закусила бутербродом с осетриной, который для неё сделал Архип. Ломоть осетрины так соблазнительно светился в луче вечернего солнца, что Архип Валерьевич и себе бутерброд сделал, хотя до этого закусывал тёмной корочкой, натёртой долькой чеснока.

– А в таком направлении, – сама себе ответила Астра Павловна, – чтобы все не поубивали друг друга, чтобы всем по справедливости досталось.

– Всем по справедливости, – трезво повторил Архип. И удивился: – А кому это – всем?

– Братву всю нашу надо подтянуть. И не нашу тоже.

– А как без жёсткости?! Без жёсткости нельзя.

– Всё, больше не пей. Почитай иди Гарику «Золотую Рыбку». Я послушаю. А то он что-то там притих.

Борис наслаждался счастьем известности и страдал от того, что дом его, построенный дедом на века, – как в семье думали, – сгорел. При всём осознании несчастия он не мог не отметить анекдотичность произошедшего. Накануне заменил страховку от пожара на страховку от цунами и падения метеорита. Один страховщик очень удивились, услышав о таком капризе известного журналиста, заподозрив, что тот не в себе. Он и был не в себе. Он был в восторге – его имя и название издания «Город Ч» гремели по миру. Вслед за киевским «1+1» интервью у него взяли две тётки из Би-би-си… Другой страховщик последовал его примеру.

«Дом бы не сгорел, – весело горевал Угольник, – если б жена с дочками не уехали, поддавшись общей панике». Остался дом без присмотра – его и разграбили, а потом и подожгли, пока сам Угольник не вылезал из телецентра. Теперь, глядя на чадящие развалины дедовского дома, он принялся искать Ивана Глебушона. Искал и не мог найти. Борису срочно нужно было поделиться с ним счастьем и горем. И карман его уже был оттопырен. Телефон Глебушона талдычил: «Абонент вне доступа». В доме у озера, в его квартире, Глебушона тоже не было, не нашёл он его и в университете. Пришлось пить со случайным мужиком. Мужик, огромный как медведь, в униформе дворника «Любавы» сидел на скамейке и сквозь ветви смотрел в бинокль.

Мужик дико оглянулся, посмотрел на бутылку в руке Бориса и согласился, улыбнувшись почти беззубо:

Из большой сумки, стоящей за скамейкой, он вытащил нераспечатанную коробку с шестью хрустальными стаканами. Под стеклом Борис разглядел коробки с планшетами и телефонами.

Мужик вскочил и, сверкнув на Бориса золотым зубом, уселся на место:

– Прозрение, – ответил Борис, свинчивая крышку.

Мэр Ярослав Лысяк страдал от осознания непоправимых потерь, сидя в своём ресторане «Магнолия».

– Это ж надо быть такими типичным идиотом, чтобы меня послушать, а не на своём настоять! Столько труда в те поля вложено, чтобы их купить. Через такое… через такое пришлось переступить! А теперь – оп, всё чужое… А внутри – всё золотое!

Адвокаты пили молча, подливали Лысяку чаще чем себе.

И они в очередной раз стали смотреть как падает астероид в водохранилище.

– Ну почему, почему мы не могли догадаться, что внутри золото! – взревел от горя Лысяк.

В ресторанный зал вошёл третий адвокат из его группы, шел он к столу твёрдо, что-то шепнул двум другим, те – Лысяку. И горе обратилось в радость!

Оказывается, на свой страх и риск на деньги от таксопарка он прикупил часть песчаного берега вместе с домом Ракеты и маленький песчаный карьер у Юрского. Уж очень за смешные деньги продавали.

– Ты понимаешь, какой ты молодец? Это даже лучше, чем иметь свои пять метров границы…

Губернатор Сквозной со своим советником, приставленным к нему Юлием Валентиновичем, нависал над большой картой, разложенной на двух столах. Советник обозначал красным фломастером места устройства блокпостов на дорогах, ведущих к водохранилищу.

– Вопрос решил. Приедут военные, там полковник Иванов. Он скажет, сколько войск для двойного оцепления понадобится.

– А что президент говорит? – вежливо поинтересовался Сквозной.

– Он всё правильно говорит. То, что я ему сказал: надо экстренно завершить эвакуацию населения. А после падения оцепить войсками территорию, завести технику. И начать разработку.

– Президент не возражает, но хочет 85%. По-моему, неплохое решение. Но я обещал подумать. Меня интересует, кто тот шустрый человечек, который купил берег в Сокирно вместе с дачами и мой песчаный карьер?

– То, что заводы ЖБК купил – хорошо. Но вот то, что продал песчаный карьер – глупость, глупость, глупость… Кто?

В этот момент на столе губернатора ожил белый телефон с золотым трезубцем на вертушке.

– Господин Сквозной? – уверенно и барственно осведомился по-английски голос.

– Так точно! – ответил губернатор, по-военному вставая, хотя в армии и не служил.

– Меня зовут Фрид Брок, я советник Государственного секретаря Соединённых Штатов Америки.

– Я вас знаю, господин Брок, – произнёс на отличном английском Сквозной. – Я слушал ваши лекции в Пенсильванском университете. Слушаю вас внимательно, господин советник государственного секретаря.

– В связи с открывшими обстоятельствами завтра Черкассы посетит Клаус Штёрт. Он уполномочен правительством США поддержать ряд инициатив элиты города Черкассы.

– В течение часа вы получите все необходимые документы. Президент введён в курс дела. Ни о чём не беспокойтесь. Всё ли ясно?

– Всё, – вздохнул Сквозной и подмигнул себе в зеркало.

Он спал, разметавшись под спальным мешком с раскрытыми молниями на узкой туристической пенке.

Она притронулась ладонью к его лбу. Холоден лоб. Здоров. Опустилась на колени.

– Это абсолютная сенсация, – шептала она ему в шею. – Как у вас говорят, весь мир стоит на ушах!

– Надо проверить, как работает «Каменный астронавт», – проговорил он, не соображая, что он говорит, просыпаясь, совершенно поражённый, что разбудила его Снежана, которая вдруг вся мягкая оказалась присевшей рядом с ним на одеяло.

– А можно позже? – спросила она с усмешкой. – Можно, потом проверять будем?

Всё в его жилах и в венах, и в артериях горячим стало.

– Долой каменных и золотых, – согласился он, задыхаясь, нажимая на клавишу «планетария». – Ты вся такая живая-живая!

Стены, потолок, удалённый коридор и весь пол вспыхнули точками света, всё теперь являло собой дивное живописное полотно, всё ожило; задымились туманности, зашевелились галактики, всплывали и гасли звёзды. Снежана увидела всё вокруг себя и сказала:

– Именно о таком я мечтала… Здесь можно летать, буквально как на звездолёте, только лучше: звездолёт не нужен.

Ты знаешь – я ведь не знала ни одного мужчины. А я – женщины, сказал он, рассказать, как это было, расскажи, только сначала я. Мне стыдно, но тут почти нет света, хотя все солнца мира здесь. И хорошо, что темно, поэтому скажу. Когда наступил день свадьбы с Роббером, мне сбросили ролик, снятый накануне: мальчишник. Так принято… Нет, не ролики скидывать. А мальчишник устраивать. Ну, и девишник. Ничего более отвратительного в жизни не видела. Даже представить себе не могла. А меня уже в платье нарядили.

С золотым, но белое-белое! А тут такое кино… Хуже самой грязной… порнографии… Она произнесла это слово с невероятным отвращением. Не хотел бы он, чтобы она когда-нибудь о нём с таким чувством что-то сказала или подумала. Но спросил: смотришь? – Нет, не интересуюсь, но попадалось. Сложно оторваться, пока себя в руки не возьмёшь. Потом каяться надо. Что они себе позволяли! Прямо какой-то Босх зоологический. Знаешь – художник? Ад! Чавкающий ад. Я не буду рассказывать… Но там обезьяна была… в платье, как у королевы! Жениху сбросила: что, Роббер, скажешь? Он: фальшивка! Лилипутка была в обезьяньем костюме. Я говорю, ужас! А он, разве можно поверить, что обезьяна настоящая? Говорю: ещё как можно. А если лилипутка, говорю, то это оправдание? Он хохочет: «Прости, прости, представил выражение твоего лица, когда ты увидела обезьяну!». Какая это мерзость! Говорю, прощай, свадьбы не будет. Категорически! Он: «Возьми себя в руки и не сходи с ума». И тут мама приезжает, ещё жива была. Я ей ролик: любуйся на зятя! А она: что ты хочешь, детка, золотая молодёжь… Шутки такие. Я: свадьбы не будет! Платье с себя содрала. Мама за сердце: гости со всего мира! Если свадьбы не будет – ей отравиться только останется, все мои в долгах запуталась. Стала умолять: переступи… Сказала: ладно! Но без церковного обряда, только в муниципалитете… Переступила. Церемония в мэрии прошла, торжества в имение тестя, шестьсот шестьдесят шесть гостей. Любят они это число.

– Сам подумай, если люди веруют в Бога и служат ему, жизнь Христу посвящают, значит, есть люди, которые служат и посвящают жизнь сатане.

Фонтаны шампанского, подарки. Вертолёт подарили! Говорю: подарите Робберу обезьянник, пусть гарем устроит! Вечером – фейерверки. Сделала вид, что простужена, чихала, поэтому обошлось без поцелуев ну и без первой брачной ночи, как и без второй и всех остальных. Уехала через два дня. Улетела в Америку, никто и не знал! Исчезла. Есть в Калифорнии русский монастырь. Бедный. Монахини гробы делают. Меня настоятельница приняла. Её владыка из Лондона позвонил. Спрашивает, будешь полы мыть, двор метлой мести? Говорю, буду. Попросила: только чтоб никто не знал, что я у вас. А гробы будешь делать? Буду, говорю… И три месяца… Тесть меня вычислил. Силой хотел увести. Я спряталась… – В гроб? – Нет, в домик на колёсах. И оттуда в инсту выложила видео Робба с обезьянкой… Случился мегаскандал. Развод получился громче, чем все фейерверки… Какое счастье. – Да! – Ты (потупившись) замучился быть девственником? – Стыдно сказать, почти привык. – Многие думают, импотент. Но ты ведь не… Ого! А я замучилась. Каждый день думаю. А ты о чём каждый день думаешь? – И об этом. И о смерти… Какая красота! – воскликнул Иван, совершенно её раздев и разглядев чистое её прекрасное тело.

Они не выходили из звёздного тайника трое суток. На пенке и широком спальнике не было ни тесно, ни холодно. Доев все сырки из холодильника, два раза заказывали по пять коробок пиццы. Дрон-квадрокоптер доставлял упаковки на крышу, к куполу обсерватории. В умывании обходились маленькой раковиной. С туалетом решили проблему, приспособились, выход подсказала внушительная площадь плоской крыши, чего Снежана и представить себе не могла.

Стояли тёплые майские ночи. Тьма до полной своей сжатости возникала на короткие часы. В это время они и выходили на крышу со своим спальником.

Однажды она сказала, разглядывая звёздные сцепления:

– Я как-то была на одной лекции, там говорили про книгу Иова.

– Иова Многострадального? – он уплетал пиццу, чаем запивая.

– Приводили один отрывок в качестве примера, доказывая, что Библия устарела.

– Что за лекция глупая? К чему напрасные сомненья?

– Не то чтобы вся Библия. А как бы техническая часть устарела. Есть фрагмент (смысл передаю), где говорится, что человек пытается разобраться в делах Божиих, в замыслах Его, а сам не в состоянии сделать ничего похожего на то, что делает Бог. Человек не в состоянии крикнуть облакам, чтобы ливень пошёл. Не может создать молнию… А теперь умеют и дождь вызывать, и молнию.

Надев штаны (он ужасно стеснялся), уселся за клавиатуру, вытянул из сети на экран книгу Иова и вбил в поиск «молн»:

Она поспала, а он всё читал. Потом сказал: про молнию это так… Про звёзды интересно. Бог Иову говорит о звёздах, о законах их движения: «Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить господство его на земле?..» Вообще-то Кеплер вслед за Коперником худо-бедно установил законы, узнал уставы неба… Здесь интересно очень. Перечисляются древние названия созвездий. «Можешь ли ты связать узел Хима (это созвездие Плеяд – пояснил Иван) и разрешить узы Кесиль? (созвездия Ориона) и можешь ли выводить созвездия в свое время и вести Ас (созвездие Большой Медведицы) с её детьми?»

– А что древнее – Гомер или Иов? – спрашивала она.

– Древнее, чем они, ничего из написанного человеком нет. Вся последующая история свершается на их фоне, – говорил он. – Ни народов, ни языков, ни тех письменностей нет, а…

Так они разговаривали, с одного перескакивая на другое, теряя общую нить и возвращаясь вдруг:

– В описании щита Ахиллеса, те же названия…

– Создал в средине щита он и землю, и небо, и море…

– Созвездия в узлы Бог связывает, – говорила Снежана, закинув тонкие руки за голову, глядя в звёздные миры его лабиринта. – А ты здесь, она показала рукой на движение звёзд вокруг, научился управлять звёздами.

– Да что ты! Это мультики всё, иллюзия, – говорил он, смеясь, лёжа рядом на боку, видя нежные её сосочки на фоне созданного им космоса. Пошли на крышу, там всё настоящее.

И она включила и ответила на первый же звонок.

– Приезжает Дядюшка Клаус, – сказал Рич, голос его был надтреснут.

Он не стал спрашивать, где она пропадала трое суток и где находится сейчас. У него был ответ. Её верный слуга Сато Минато, живший с ним на первом этаже в архиерейском домике, не стал делать из этого тайны. «Со звездочётом она, – сказал Минато. – И я за неё рад».

Минато глубоко смотрел в Рича узкими тёмными глазами самурая.

Ричард Грант многое пережил за эти три дня. Он выявился как бы многомерным пространством, в котором свершались чередой грандиознейшие, сложные события и процессы. От умопомрачающей ненависти и желания нанять людей и разгромить тайные комнаты при университетской обсерватории, до чувства умиротворённой радости. В какой-то момент в тишине себя вдруг осознал, что светел от того, что она, возможно, в эти самые секунды как женщина счастлива. А то, что счастлива не с ним, оказалось, значения не имеет. Диана Грибоядова сумела закрепить и углубить в нём это чувство, запретив приближаться к себе. И он, отвергнутый всеми, два дня из трёх он играл в шахматы, опускаясь в рейтинге и восстанавливая форму.

– Зачем? – тихо спросила Снежана. – Зачем приехал дядюшка Клаус?

– На презентацию золотого астероида! Мы с тобой устраиваем вечеринку для местной элиты… Прощальную! И на этом проект закрывается.

– Нет, ничего… – Ричарду не хотелось ни говорить с ней, ни слышать её голоса. Никогда в жизни. Но он для чего-то рассказал: – Пентагон думал разрушить астероид ракетой. Но Конгресс, узнав, что он действительно содержит металлы платиновой группы, запретил. Рассматривают законопроект о признании астероида собственностью США. Где бы ни упал, должен быть возвращён в США.

Снежана засмеялась, кажется, потягиваясь: – Это же просто какая-то наглая дикость!

– Как посмотреть, – зло ответил Ричард. – По-моему – разумно… Золото – к золоту должно идти… Тем более, неизвестно, где упадёт.

– А так. Есть вероятность, что в Черкассы. Но вероятность один к миллиарду.

– То есть – нулю? Это всё ты подстроил? Ввёл всех в заблуждение!?

– Это мы с тобой подстроили. Эксперимент провели!

Сказав это, Ричард умолчал, что по предварительным расчётам NASA Sneg, не исключено, может рухнуть в районе Калифорнии, даже называлось предположительное место падения – городок Санта-Роза.

На телефон Ивану пришло сообщение: «Mr. Ivan Glebushon, вы приглашаетесь в черкасский Голубой дворец на торжественный банкет, посвящённый Golden snow. Начало в 23-00 по черкасскому времени. Ваш доклад по вашему желанию не должен превышать пятнадцать минут… Дресс-код… С почтением – Клаус Штёрт».

– Очень весёлый, очень неприятный и влиятельный человек.

– Я готов выступить. Но сначала нужно бы кое-что проверить.

Снежана была задета. Три дня назад он бы не посмел так ответить.

– Я обиделась, – предупредила она, вскинув голову.

Он её тут же обнял, не дав до конца одеться, и она отключила свой телефон ещё на целый час, хотя только что собиралась звонить Сато Минато, чтобы тот подъехал за ней.

Как бы из воздуха на маленькой эстраде возник невысокий человек в малиновом берете. Из пятого измерения, что ли?! Никто особо и не удивился, все были настроены на праздник. Ну, в берете с рубином, ну, во фраке голубом, нелепость, конечно, а что же дальше?!

Каждое слово, произносимое Штёртом, мгновенно переводилось на русский язык механическим голосом.

– Друзья! – воскликнул человек, неловко завладев микрофоном; микрофон при этом загудел эхом, а человек изобразил испуг. Гости улыбнулись: началось!

Приглашены были все – заметные депутаты, важные чиновники, бизнесмены, руководство СБУ, МВД, прокуратуры, ОПГ, МЧС. С дамами. Хорошие костюмы и даже смокинги, вечерние платья. Пианисты играли на двух сдвинутых валетом кабинетных роялях, красном и чёрном, вели как бы занятный диалог – ненавязчиво играли, приятно. Квадратные столики – всё а-ля-фуршет, – были расставлены в пространстве зала с какой-то изысканной выдумкой – и по одному, и в ряд по три, и квадратом – четыре, словно б столики были клеточками в игре «морской бой». Столы были заполнены красочными закусками, но пока без напитков. Всё пребывало в состоянии нетронутости как спокойный ландшафт Синопской бухты за миг до первого залпа.

Каминный зал с колоннами Голубого дворца оформлен и украшен был с выдумкой – большими картинами, аквариумами, цветами. У стен кое-где стояли диванчики, кое-где кресла. В одном из кресел сидел известный бизнесмен Архип Валерьевич Когут лицом к лицу с начальником СБУ Исаевым, которого все знали по псевдониму «Николай Николаевич». Исаев примечателен был не только известной фамилией, но и женщиной, пришедшей с ним, дамой в узорчатом бежевом платье с жизнеутверждающем декольте и в отменных жемчугах. Она сидела на диванчике рядом с Астрой Павловной; дамы обсуждали новости.

– Как вы считаете, Астра Павловна, не случится ли в мире глобального кризиса в связи с событиями в нашем городе? Ведь на такие бабки многим захочется наложить лапу.

– Я тебе, Людка, так отвечу, – отвечала вполголоса Астра Павловна, взяв даму в бежевом по-свойски за локоть. – Нужно уметь со всеми договариваться. Потому что все люди, у всех есть интересы, не надо никого подталкивать к краю, чтоб по зубам ответку не заиметь.

– Вот это правильно, Астра Павловна! Я и говорю своему, не надо никого загонять в тупик! И мэра Лысяка, говорю, оставь. Офис президента – это одно. А мы здесь – совсем другое, мы здесь все свои!

– С Офисом тоже нужно уметь договариваться. Там ведь тоже люди, – проговорила бывшая учительница бывшей ученице. – Но меня сейчас больше другое волнует. Запоры Гарика. Дуфалак не помогает! Вот чему сейчас вас учат в медицинском?

– Посоветую пройти обследование, – деловито ответила дама в бежевом. – Анализы нужно сдать…

– Друзья!.. Ничему не удивляйтесь и называйте меня, кому как хочется, хоть горшком!

Все поняли: да, клоун. Улыбок стало больше. Официанты принялись разносить напитки. Раздался смех. Всё зазвенело и пришло в движение.

– Однако люди знающие, – продолжал человек в берете, – обычно называют меня дядюшка Клаус!.. Да, сэр Ричард?..

С этого момента робот-переводчик перешёл с русского на тот протяжный говор украинского языка, с тем канадско-галицийским акцентом, который для слуха жителя Приднепровья кажется чудовищным, но при этом любой носитель этого говора заведомо вызывает у жителя Приднепровья симпатию, так воспитан. Принято полагать, что носители этого диалекта сохранили в себе глубинную народную сущность.

Дядюшка Клаус картинно крутанулся на каблуках. Показалось, что из-под под красных подошв необыкновенно взвился огонёк и пыхнуло дымом, вероятно, от трения о пол.

– Я всегда вас так называл, – ответил Ричард, приподнимая бокал.

– Запомнили? – с милейшей улыбкой дядюшка Клаус обвёл очень чёрными глазами присутствующих. – Я скажу тост. Согласны?.. Да или нет?!

Кто-то крикнул: «браво», кто-то воскликнул «йез!», а главы малых городов Чигирина, Смелы, Канева и Золотоноши важно кивнули: «Так!».

Многие полагали, что dr. Klaus Stort приехал из Америки в качестве шута, позабавить местную элиту, на головы которой вот-вот прольётся золотой дождь. Немногие знали, что по поводу его визита были звонки из госдепа США в Офис президента и губернатору лично.

В зале резко погас свет. Несколько женщин вскрикнули – так это было неожиданно. Огненные нити на берете дядюшки Клауса каким-то образом ожили, стали превращаться в тонкие (как проволочки) молнии, освещая его лицо, ставшее мрачным и подчёркнуто крючконосым. Точки огоньков ежесекундно множились вокруг берета и медленно разлетались по залу. Гости боялись шелохнуться, подозревая, что фокус может оказаться опасным.

– Вы собирались бежать отсюда без оглядки? – с мрачным видом сказал дядюшка Клаус. – Вам было страшно? Вас напугали астероидом, а потом им же и обрадовали?

Многие с облегчением улыбнулись, переглянулись, продолжив жевать и выпивать.

– Я знаю, – говорил дядюшка Клаус, – многие, услышав о падении «Каменного космонавта», как его назвали в народе, – быстренько собрали манатки и ломанулись подальше от города, прочь от родины любимой. Или нелюбимой? Но уяснив, что космонавт не каменный, а золотой – вернулись. Вернулись, и правильно сделали, правильно поступили! Это очень важно! У нас с вами ещё найдётся время уехать, переждать падение в безопасном месте, а потом начать новую жизнь. Абсолютно. Да!.. В новом качестве. Да! Была жизнь «до» – и теперь будет «после». Кто жив останется. Желаю всем выжить. Сейчас мы стоим на разделительной полосе. Все ли это осознают?

В момент постановки вопроса у всех мурашки пробежали по коже от инфернального ужаса, посетившего вдруг.

– Каждый житель города Че и его окрестностей вскоре станет попросту долларовым миллионером. Но не это главное. Мало ли на свете миллионеров и даже миллиардеров! Суть в том, что все вы – элита Черкасского края – превратитесь в людей влиятельных в разных сферах, в сферах жизни и смерти. Вы станете частью мировой элиты, частью золотого миллиарда. Падение такого удивительного астероида в ваши территориальные воды – знак судьбы, поцелуй небес, если угодно. Необходимо это осознать и к этому привыкнуть. Вы изменитесь внутренне. При этом мне кажется, Черкассы не должны кормить всех остальных… Правильно ли мне кажется?

Все замерли, соображая, точно ли поняли: прозвучал ли призыв не кормить всю остальную Украину? Это ещё не призыв к сепаратизму и не статья УК…

Борис Угольник, стоя впереди и возвышаясь над многими, очень медленно, чтобы все заметили, кивнул головой, мол, да!!! мы не должны кормить всех подряд. Некоторые торопливо повторили его жест, кто-то даже произнёс: «Ещё чего! Всех кормить!». А кто-то: «Всех кормить – никакого золота не напасёшься».

Клаусу Штёрту стало ясно: кормить драгоценным астероидом всех подряд никто из присутствующих не намерен.

– Мы идём на подвиг ради нашего будущего и ради правды нашей истории, ради наших потомков. Мы должны пережить известные неудобства, потерю имущества, крова, даже и капиталов. Астероид разрушит всё, город окажется смыт с лица земли, содран. Не исключено, кто-то погибнет. Но потом… Мы в долгу перед нашей историей в прошлом, но мы не должны потерять своё будущее… Слово представляется профессору Черкасского университета, доктору философских наук, кандидату исторических наук пану Паулю Фритцеву.

На сцене тут же появился Фритцев в легкомысленном летнем костюме, но в тяжёлых круглых очках.

– Буду краток и содержателен, дорогие друзья, пани и панове, – начал он. – Здесь, на этих берегах, на наших кручах и островах с реликтовыми океаническими песками зародилось казачество…

Профессор цитировал картографа ХVIII века по имени Алекс Ригельман, который полагал, что если б дать козакам имя особое, то следовало б называться им черкасами. Цитировал и Мыколу Карамзина и ещё третьего историка Мыколу Костомарова, который упоминал: именем черкас долгое время в Московском государстве звали вообще малороссиян. Вспомнил и четвёртого историка Жоржа Вернадского, который полагал, что Черкесское поселение в районе Черкасс было основано в XI веке. И говорил: в то время, а это тысячу лет тому назад, у князя Мстислава Храброго была личная охрана из черкесов. В литературе прежних времён, говорил профессор Фритцев, можно легко встретить топоним черкасы. Наш край исключительно величав и пышен, наш край – это край Владимира Крестителя, его сына Мстислава Храброго, это край Богдана и край Тараса. Вы чувствуете, каким свежим становится воздух только лишь от произнесения этих имён? Озон, чистый озон, как после тёплого майского дождя, омочившего юную листву трав и деревьев, весело зачернив асфальты...

В этот миг все ощутили запах озона и зааплодировали.

Профессор, поправив тяжёлые очки, продолжил:

– И они – черкасы, предки наши, и мы – черкасы. Мы особый древний народ, мы сохранили свою ментальность, сохранили и свой топоним – это название мы слышим в названии города!

– И области, – подсказал с ласковой улыбкой губернатор Сквозной, стоявший за главным столиком вместе с мэром Лысяком.

– Аплодисменты! – тихо проговорил дядюшка Клаус.

На эстраду вскарабкался проворный толстяк, в прошлом секретарь городского совета и депутат Верховной Рады Петро Короп. Вытерев широкий лоб большого лица скомканным маленьким платочком, Короп заявил:

– Акцентирую! То, что упадёт на головы черкасам как народу, может принадлежать только черкасскому народу! Я бы хотел услышать на этот счёт мнение представителей нынешнего руководства. Ведь очень многое пока ещё зависит от них. Пусть скажут, с кем они – с народом или с киевскими дармоедами?

Про киевских дармоедов было тем удивительней слышать именно от Петра Коропа, что в прежние годы он был рьяным поборником всего киевского.

К микрофону на эстраду поднялся губернатор Сквозной, а за ним и мэр Лысяк.

– Я жизнь отдам за наш любимый город! – мэр Лысяк всмотрелся в зал. – Кто-то думает иначе? Конечно, с народом!

Все зааплодировали, с облегчением засмеялись.

– Собственно, Черкассы как город, – говорил Лысяк, удерживая микрофон перед собой, – да, как город, Черкассы всегда был самодостаточной территорией. Когда-то были крупным индустриальным центром! Но и сейчас! Мы энергетически не зависим от Киева! У нас своя ТЭЦ, мощнейшая штучка. И своя Каневская ГЭС! Но и как житница мы и прежде в значительной мере кормили Киев и Львов, и Харьков! Наши черкасские чернозёмы – лучшие в мире! Надеюсь.

– Считаю правильным, – перехватил микрофон губернатор, – думать о больших Черкассах. Что есть Большие Черкассы? Это пространство от, собственно, Черкасс, где мы сейчас решаем важные дела, и до Чигирина, прославленного Богданом. От Черкасс – и вверх, до Канева, до могилы Тараса, и на запад, до Умани с шедевральным нашим дендрологическим парком «Софиевка». Всё это большие Черкассы.

– Что-то уж больно огромна земля Черкасская, – с сомнение произнёс мэр и вопросительно глянул на Штёрта. – Я б сузил, как сказал… кто-то сказал.

– Не станем сужать и обижать людей, – мягко возразил губернатор. – Никто не обеднеет, если Большими Черкассами будет объявлена целиком вся область. Большие Черкассы – это ведь и левый берег, освящённый именем великого черкасского богатыря Ивана Поддубного!

– Согласен, – сказал мэр и, вдруг что-то сообразив, прибавил:

– Большие Черкассы – это область, это Черкасский край, – строго проговорил Сквозной, в голосе которого возникло железо голоса его тестя Юрского. – Да! пока кто-то не докажет обратного.

Дядюшка Клаус тут же предложил послушать пана Фритцева не просто как историка, но и как философа.

– Я всегда интересовался феноменологией переименований, – с готовностью заговорил Павел Петрович. – Мы переименовывали улицы и населённые пункты, сносили памятники и возводили новые. Всё это как бы песчинка за песчинкой готовило ситуацию глубинного преображения-переименования… И вот качественный скачок! Акцентирую, как сказал один из ораторов, Черкассы становится столицей независимого европейского княжества!

Но не все удивились. Другие несколько свысока стали посверкивать на остальных радостными глазами. Таковыми были: Петро Короп, Боря Угольник и сам Фритцев.

– Я вижу, – Клаус Штёрт вновь привлёк к себе общее внимание, – в пригласительном билете присутствует выражение «черкасское время»... Чтоб это могло значить?

– Так и есть, – заметил Лысяк. – Пора нам поставить все точки над ї. Тем более многие паникёры уехали... даже из Киева рванули, опасаясь ударной волны! Они покинули нас в самое тяжёлое время. Предлагаю лишить их, позорно сбежавших, гражданства и доли в общем достоянии!

За спиной Клауса Штёрта в этот момент распахнулась дверь и на эстраду поднялся Черкасский народный хор в красивых костюмах в сопровождении муниципального оркестра.

– И вот сейчас – без пяти минут полночь – мы объявляем о начале черкасского времени, – проговорил Лысяк.

– Как смело и неожиданно! – хихинула дама в жемчугах.

– Черкасское время? – Её муж «Николай Николаевич» сделал пометку в телефоне.

Ректор Сова вдруг пропел приятным баритоном:

Будут плавно снежинки кружиться,
Словно буковки сказочных слов.
И волшебное что-то случится
Нынче в полночь, в двенадцать часов[1].

– А что, в Черкассах будет своё время? – кто-то стал проталкиваться к эстраде от дальних столиков, не выпуская изо рта бутерброда.

– Разумеется, – ответили ему. – Возможно, будет и свой календарь.

– Объясняю! Киев спешит в Европу? Пусть! А мы – не будем! В этом мудрость нашего народа, мы просто перейдём на время княжеств Лихтенштейн, Монако и герцогства Люксембург. Этим самым мы опередим всех на века. В отличие от многих, которых мы за своей спиной на широком горизонте и со своей высоты уже не различаем. Изменим и наш месяцеслов. В новом календаре, думаю, отразим имена Богдана, Шевченко, Ивана Поддубного… Да и не только! Проведём дискуссию и по персоналиям, живших, гостивших у нас великих – ибо ничто великое нам не чуждо! Разве можно отказаться от великого баснописца Ивана Андреевича Крылова? Если откажемся, уподобимся персонажам некоторых его басен, которые разрыли корни дерева, под которым собирали жёлуди. У нас гостил и Александр Сергеевич Пушкин, потеряв в Каменке кольцо. Десятки лет наезжал к нам Пётр Ильич Чайковский. Кто не слышал о нашем «Лебедином озере»? Да-да, всё это наше! Они тоже черкасы! И от великого живописца Михаила Васильевича Нестерова не откажемся, много лет гостившего в наших Сунках, расписавшего у них в Киеве наш Владимирский собор… Ни от чего не откажемся. И, конечно, войдёт в наш месяцеслов тот монарх… или та, кто возглавит наше княжество в самый начальный и, значит, в самый рискованный момент нашей истории.

– Это очень разумно, – дядюшка Клаус одобрил речь философа. – Именно так и утверждаются нации. Март может быть назван «Тарасий». Как вам кажется? По-моему, отлично звучит. Тарас наш Шевченко умер и родился в марте. А Поддубный…

– Но если бы не астероид, такое б и в голову никому не вошло, – проговорил кто-то из сельских голов.

– Неисповедимы пути Господни, – разъяснил ему Фритцев. – Всегда находится в истории некая пустяковая причина для появления того или иного явления, которое со временем окажется грандиозным историческим событием. Так что мы, интеллектуальный класс, этому не удивлены.

– Черкасский народный хор и муниципальный оркестр исполнят Гимн Черкасского княжества!

Тут же загудели оба рояля, все, кто сидел, поднялись, кто стоял и жевал – перестал жевать, распрямились. Полились торжественные звуки неслыханной музыки. Грянул хор. Зарокотал:

У наших ног Днепр-Борисфен, над нами Млечный путь.
Потоки их сливаются здесь, и нам с него не свернуть.
Славься, Черкасское княжество,
Колыбель казачества…

Угольник фыркнул, узрев, как дама в бежевом облепила ладонью свой впечатляющий бюст.

Славься, Черкасское княжество!
Люди высшего качества…>

Вновь погас свет. На большом экране возникла разноцветная карта Европейского Союза, общим своим видом похожая на аппликацию собачки, растопырившей ножки и задравшей в дугу непомерно массивный скандинавский хвост. На карте золотым цветом выделился Черкасский край, похожий на скачущую лошадку; все прочие территории погрузились во тьму.

– Большие Черкассы, или Черкасское княжество, это двадцать одна тысяча квадратных километров и один миллион жителей! – заговорил историк Павел Фритцев.

– Возможно, даже и меньше, учитывая сотни тысяч позорно бежавших. При этом наше Черкасское княжество… (некоторые вздрогнули, услышав от официального лица такое наименование края)… Да! Оно в десятки раз крупнее иных европейских княжеств… Продолжайте! – предложил он Фритцеву.

– Имена монархов княжеств-побратимов всем известны, – Фритцев неопределённо обвёл световой указкой Европу, которая теперь стала выглядеть как разноцветное лоскутное одеяло. – Я напомню… Княжество Монако… Видите, похоже на пивную открывашку или креветку без головы. Управляется князем Альбером Вторым. А вот государство, – луч лазерной указки высветил и увеличил слово «Лихтенштейн». – Оно формой похоже на крыло куропатки. Управляется князем Ханс-Адамом Вторым. А это княжество Люксембург. Похоже на ольховый лист, обкусанный гусеницами. – Здесь правит – конечно, номинально правит, – великий герцог Анри… Князья, герцоги, цари, короли, императоры, как это звучит!.. Во-первых – это красиво! Да, монархия – это красиво. Во-вторых – солидно. Неспроста монархический строй правления сохраняют хитрые англичане и не менее хитрые японцы.

– Акцентирую! – вновь заговорил депутат Рады Короп и вновь попытался подняться на эстраду. Но его не пустили, оттянули за полу пиджака:

– Дай дослушать! Знаем, твои национальные принципы! – сказал ему Боря Угольник.

– Монархия, – вырываясь, выкрикнул Короп, – самая демократичная из всех форм прав-ле-ни-я!

– Акцентирую! Теперь спросите меня – почему? – Короп наконец-то завладел микрофоном. – Смогу ли я это доказать?! Легко!.. Следите за мыслью, продуктом моей когнитивной деятельности… Согласитесь, у каждого человека есть свои мечты, потребности, желания, своё представление обо всём, или почти обо всём. Человек что-то делает для достижения своей мечты, ну и молится, конечно, а как иначе! Ведь мы, черкасы, народ издревле православный. Известно, нас пытались сбить с пути истины, да и сам я побывал в коммунистах, пока не осознал ценности национализма, но и это я пережил, как и многие. Кто-то скажет, переобулся. Я иначе скажу, нельзя всю жизнь ходить в одних сапогах. Ноги упреют. И никогда не поздно встать на путь истины, пока человек жив! Да, продолжу. Бог слышит все молитвы. Но одни исполняются, другие – нет. Почему? Потому, думаю я, что Богу известно лучше, что полезно человеку, а что во вред… С этим разобрались. Теперь вопрос: кто есть монарх? Ответ прост. Помазанник Божий. Управляя народом, он напрямую пребывает в общении с Богом, Который знает все чаяния народа, слыша молитвы всех, и напрямую влагает в действия монарха Свою волю с учётом желаний каждого. Поэтому монархия – высшая форма демократии. Это понятно?

– Ещё бы! – как щелчком пальцев разрушил Клаус Штёрт чьи-то сомнения. – Только хочу посоветоваться… Можем ли мы перейти к главному вопросу, ради которого все мы здесь сегодня собрались?

– Тем более вопрос уже предварительно согласован с Соединёнными Штатами Америки, Великобританией, ЕС и НАТО… Прошу мэра и губернатора сделать совместное заявление.

Дядюшка Клаус передал Сквозному и Лысяку документы, свёрнутые в свитки, обвитые золотистыми лентами. Губернатор и мэр с осторожностью развернули грамоты.

– Мы, народ черкасы, – стали они читать синхронно, – объявляем граду и миру, всем странам членам ООН об образовании независимого Черкасского княжества в составе Европейского союза. Наше безъядерное внеблоковое княжество с сегодняшнего дня становится гарантией мира в регионе и во всём мире…

– Хочет ли кто поддержать декларацию о независимости, прошу голосовать, – объявил дядюшка Клаус и обратился к ректору Сове: – Попрошу вас, пан Иосиф, не сочтите за труд, посчитайте голоса, если потребуется.

– Кто «за»? – спросил Штёрт. – Кто «против»?.. Воздержался – кто-то? Решение принято?

– Но кто станет главой государства? Будут ли выборы? Или есть предложение? – стал закручивать интригу Клаус Штёрт.

Образовалась абсолютная, как в снежную ночь, тишина. Даже что-то хрустнуло, как снег в упомянутую ночь. Взоры стали смещаться на первый столик, удивительно подсвеченный, за которым уже не стояли, а сидели мэр, губернатор, журналист Угольник, американка Снежана Филипс и её советник Ричард Грант. Широкий луч сконцентрировался на Снежане, оставив всех в фиолетовой тени.

Снежана вскинула голосу, а потом и поднялась, словно бы от внезапного удивления.

Послышались аплодисменты. Они становились громче, аплодировали все, глядя на чудесную женщину.

Клаус Штёрт поднял руку и торжественно заговорил:

– Миз Снежана – урождённая княжна, наследница таких славных родов в нашей черкаськой истории… (в этот момент мелкие злотые точки разлетались от его берета по залу)… таких как Кантакузины, в ком кровь Византийских императоров, и Потёмкины, Браницкие, Воронцовы, Шуваловы, Яшвель, Врангели, Голицины, Балашовы… Но и. Но и Рокфеллеры и Ротшильды, что немаловажно.

Снежана вспыхнула. Возникший румянец на освещённом прожектором лице восхитил всех.

– Вот так номер! – приговорила она. – Что это, розыгрыш?

В неё впились все глаза, все объективы камер, десятки телефонов выстроили чешуйчатую стену.

– Ну вот что! – произнесла она, наконец, и улыбнулась. – Во-первых… Начну с конца. К клану Рокфеллеров я уже не имею отношения. Был муж, да объелся, как говорят черкасы, груш.

– Тем прекрасней, – зааплодировал дядюшка Клаус. И все зааплодировали. – Рокфеллеры-пропеллеры себя уже скомпрометировали, потеряв леди Снежану. Пусть плачут и рыдают…

– Господа, минуточку! – остановила его Снежана, показав свой звонивший телефон, поднеся его к уху. – Звонит наш астроном Иван Глебушон. Говорит, не пускает охрана. Дресс-коду не соответствует. А между тем, как он уверяет, у него есть сообщение, которое мало кого оставит равнодушным.

– Немедленно пропустить! – потребовал мэр Лысяк.

– Чем быстрее, тем лучше! – с весельем в голосе громко в микрофон засмеялся губернатор Сквозной.

Глебушон помнил из краеведческой книжки, что изначально в Голубом дворце, прекрасном здании города, выстроенном в давние времена на углу Парадной и Николаевской, располагалась гостиница «Славянская». В обозримом прошлом в здании теснилось учреждения на все случаи жизни, начиная и кончая нотариальной конторой, а на первом этаже была столовая, совмещённая с пивной. В новейшие времена в здании обосновался коммерческий банк, название которого никто не мог запомнить по той причине, что оно периодически менялось. Не знал Иван, что под историческим зданием банкирами был сооружён изумительный зал с колоннами, картинами, аквариумами и настоящим камином.

Стоял шум, звенела посуда, хорошо одетые люди выпивали, закусывали.

Все повернули к нему головы, продолжая звенеть посудой, жевать и что-то говорить и чему-то смеяться.

Ему стало неловко, что он завалился на пир как был в своей любимой лохматой красной рубахе навыпуск и по минувшей моде в чуть рваных джинсах.

– Правильно, долой дресс-код! – заявил дядюшка Клаус, встречая Ивана. – Просим вас, господин астроном dr. John Kirillovich! К микрофону!

Тут все и притихли, и по примеру Штёрта вдруг стали ему хлопать, перестав звенеть и смеяться. Микрофон Глебушону вручили, как ценный приз, девушка и юноша из хора, оба привстав на колено. Хмыкнув, Глебушон принял микрофон – чёрный шар на длинной чёрной ручке, и приподнял и помахал им, словно бы пародируя кого-то с булавой. Все это поняли и ещё оживлённей захлопали. Поощрительнее всех хлопал Угольник.

– Господа, боюсь, придётся мне напомнить вам о пьесе Гоголя, – начал Иван. – И произнести ключевую фразу наизнанку.

– К нам не едет ревизор? – весело подсказал образованный губернатор.

– Я вынужден сообщить вам преПРИятнейшее известие!

Все как-то вдруг окончательно перестали жевать.

– Неужели в астероиде больше золота, чем подсказал расчёт? – вновь хохотнул губернатор.

– Нет. Драгоценных металлов в нём столько, сколько и было… Почти. Без малого семьдесят тысяч тонн. Сейчас по уточнённому расчёту вроде бы, как нарочно, шестьдесят шесть и шесть десятых тысяч тонн.

– Ладно, пять тонн туда-сюда – неважно. Тогда что же? – забеспокоился Лысяк.

Глебушон мужественно выдержал паузу, оглядывая зал, обнаруживая в нём знакомые лица, обнаружив Снежану.

– Начинайте с очень хорошей! – мэр нетерпеливо сверкнул угловатой лысиной. – А потом просто хорошую сообщите.

Охранники банка, получив от своего директора нахлобучку в виде громогласных матов и сообщения об увольнении за то, что не пустили Глебушона, которого только и ждут, взяли в буфете литр водки и заперлись в оружейке. Диана Грибоядова, которую охрана не пустила вначале, теперь беспрепятственно прошла сама и провела в Голубой дворец отца, ставшего бомжом, у которого не то что костюма и галстука, согласно дресс-коду, но не было и зубов, кроме одной золотой коронки, при этом имелся чёрный синяк под глазом.

– Очень хорошая новость в том, – Глебушон, видно, был голоден и тут же налёг на бутерброд с куриным мясом. И пока он жевал, все молчали. Проглотил, запил стаканчиком «Байкала», извинился: «Простите, господа, ужасно голоден, просто зверски». Он продолжил:

– Хорошая новость, господа, в том, что город Черкассы не будет разрушен.

– Да, это интересно, – почему-то кисло проговорил обычно жизнерадостный губернатор.

– А цунами? Его разве тоже не будет? – мэр смотрел на Глебушона, кажется, с ненавистью.

– Сейчас-с! Кого вижу. Десять лет мечтал встретить! На минуточку отлучусь, – Иван, оставив микрофон на полу подиума, подошёл к Архипу Ракете, сидящему в кресле у стены; склонился к нему:

– Архип Валерьевич Ракета? А я Ваня Глебушон.

– Ну и шо? Я тебе памятник должен за это поставить?

Жёстко загремели два рояля – красный и чёрный. Музыканты как бы наносили друг другу звуковые удары, парируя их, играли марш «Империя» из «Звёздных войн».

– Чего хочешь? Присядь, – разрешил Ракета, указав на свободное кресло.

– Дело в том, что меня как-то похитили на рынке, на Ярославской. Около шашлычной «Заходи, не бойся». И там в подвале я слышал слово «Ракета».

– Ого! – удивился Архип Валерьевич. – У тебя память шикарная. А я вот не помню, что вчера было.

– Как забыть?! В тот день у меня свадьба была назначена.

– Ну вот, с тебя магарыч! – хмуро улыбнулся Ракета и тут же протёр пальцами губы, сгоняя улыбку.

– Я хочу знать, что тогда случилось? – твёрдо проговорил Глебушон.

– Я, Ваня, честно тебе скажу… Верю, что было… Но я не помню.

– Так ведь не убили! Какие ж претензии? А я не помню.

– «Я, я…» Спроси моего внука Гарика. Он скажет: «я» – крайняя литера алфавита… Стар я стал. Хоть убей. И знаешь, должна же быть в жизни тайна? Вот, считай, она у тебя есть, – лицо Архипа исказилось, словно б от муки.

– Не мучь, звездочёт, человека, – ласково проговорила она. – Ты в какой школе учился?

– То-то и вижу: чужак, чужинец… Скажи, дорогой, – проговорила она, как учитель на экзамене, – что с городом будет? Знаешь? Видишь, люди ждут, слышать хотят.

– Город не будет разрушен, и цунами Черкассы не смоет, – Глебушон поднялся и, найдя взглядом Снежану, поднял с пола микрофон. – Дело в том, что астероид «Снег» не упадёт в наше водосховище. Ошибка возникла из-за некорректности одного коэффициента, неведомо как вкравшегося в базу моделирования «Каменного астронавта»…

При этих словах сэр Ричард, на которого тут же глянула Снежана, побледнел и задвинулся в лиловую тень.

– Вкравшийся коэффициент я удалил… И стало ясно, нашему городу ничто не угрожает. Астероид упадёт…

В зале возникла немая сцена, в воздухе повис как ядерный взрыв вопрос: как это не упадёт, а наше золото!?!

– Астероид «Снег» упадёт, вероятно, в Калифорнии. Основная его часть.

– Вечно пиндосам везёт, – сказал «Николай Николаевич». – Золото к золоту.

– Но куда же упадёт остальная его часть? – живо поинтересовался Архип Валерьевич.

– Это тоже примерно понятно, – ответил Глебушон. – Шлейф осколков растянется от Калифорнии через Тихий океан до истоков реки Колымы, это в России. На шесть тысяч километров.

– Бывал я в молодости на Колыме, – вдруг прокряхтел Грибоядов: – В ИТК-5 чалился.

– В Сусумане, что ли? Первоходом? – спросил Ракета, распрямляя больные ноги.

– ИТК-5, – угрюмо повторил Грибоядов. – Ты тоже?

Архип Валерьевич отвернулся от Грибоядова как от пустого места и стал подниматься из кресла. Поднялся и вдруг пропел розембаумским голосом:

На Сусуман наладился этап.
С утра гудит, как улей, дом казённый.
Подтаял снег в следах медвежьих лап,
Пришла весна в усиленную зону…

А хор наш что-то умеет? что-то из жизни знает? – спросил Ракета худрука народного хора.

– Обижаешь, Архип! – ответил худрук. Был он лицом ужасен, как Паганини. Худрук взмахнул палочкой и брызнул звуками оркестр, а сам худрук надсадно запел, разгульно и лихо подхватили Ракета и Грибоядов:

Воры, что в «отрицалове», смогли
Не отрицать весны в глазах у Кати.
На красную будёновскую скатерть
Подснежники деникиным легли…

Архип Валерьевич поднял руку и опустил, песня оборвалась.

– Сусуман, Колыма, чудная планета, – хрипло пробормотал он, – десять месяцев зима, остальное лето. Всё! Подснежники… Делов не будет. – И Архип Валерьевич повлачился, прихрамывая, к выходу.

– Постойте! – попросил Глебушон. – Я бы хотел, Архип Валерьевич, продемонстрировать компьютерную модель падения. И может быть, вы вспомните! И вы увидите… Буквально минут десять-пятнадцать, чтобы нормально перезагрузиться. А то ноут опять глючит… И вы увидите, под угрозой калифорнийский городишко Санта-Роза…

Иван стал возиться, нажимая в ноутбуке кнопки.

Через пятнадцать минут зал Голубого дворца стоял пуст. В камине догорали документы, свёрнутые в трубочку и перевитые лентами. Пылала Декларация о независимости, тлел пятнистыми огнями проект Конституции. Несколько человек сидели вокруг двух роялей, сдвинутых валетом, и занимались любимым делом – выпивали, если мороженое и беседой вразнобой.

– Всякая человеческая судьба – катастрофа. В этом и фокус.

– Люди показали себя, каковы они: и власти, и плебс.

– Всякая Вавилонская башня непременно должна быть разрушена, если она настоящая Вавилонская. И люди должны уныло разойтись или с ужасом разбежаться. Вот и разошлись.

– А это что за мороженое? Когда-то было «Каштан» за двадцать копеек.

– Когда-то было фруктовое по восемь. Вкуснее ничего в мире человечество не придумало.

Снежана и Глебушон сидели так близко друг к другу и так взявшись за руки, сплетя пальцы, что Рич чуть было не подавился мороженым, осознав увиденное. Вспомнил с тоской:

– А я ведь и кольцо с бриллиантом в виде астероида Sneg заказал.

– С кратерами, с кратерами, – убито ответил Рич.

Он что-то другое хотел сказать, сказал, наконец:

– Женатость – это такая штука… такая… Я как-то был… Что у нас с тобой было бы после постели – никто не знает.

– Я бы хотела взглянуть на кольцо, – сказала Диана.

– Оно твоё, – ответил Рич и выставил на клавиши серебристую коробочку.

В зал по ступенькам сбежал Сато Минато и вежливо обратился к Снежане:

– Сюда, госпожа, хотели войти люди с оружием. Они были очень сердиты. Они взломали оружейную комнату. Я подумал, они хотят кого-то убить. Может, я ошибся. Но некоторых обезвредил. Другие отправились за подкреплением. Если бы мы покинули этот прекрасный дворец, подумал я, было бы разумно.

Стоя перед огромным университетским глобусом, изучая на мониторе электронные карты, Глебушон и Снежана выбирали оптимальную точку для наблюдения. Вариантов, как и думали, оказалось много. Ошибиться не хотелось. Sneg, войдя почти по касательной в атмосферу в районе городка Санта-Роза, может там полностью разрушиться. Но может и отскочить от атмосферы, как теннисный мяч от ракетки, пролететь над Тихим океаном и всё-таки рухнуть где-то у истоков реки Колымы, в Магаданской области России. Длина кривой от Санта-Розы до колымских истоков, уточнили, шесть тысяч триста километров (3900 миль!). Вот и не ошибись! Притом, что основная часть маршрута, а это около 80% пути, пройдёт над пустынными водами Северного Тихого океана, пересечёт краешек полуострова Аляска и горловину Камчатки. Решили: в Санта-Розе для наблюдения подходящая точка – гора Худ-Маунтин. А в конце предполагаемого маршрута – в посёлке Усть-Омчуг, стоящем на стрелке рек Омчуг и Детрин, хорошо бы поставить камеру на вершине сопки с загадочным названием Чихара. Ещё одну камеру для подстраховки с противоположной стороны долины – на горе Геркулёс. Если веер осколков отклонится на север, то дотянется до реки Берелёх, до города Сусуман, воспетом Ракетой и Грибоядовым. Там есть отличная площадка для наблюдения – трёхгорбая сопка Три Богатыря. И, как вариант, гора в тридцати километрах, прикрывающая Сусуман с востока, величественный Морджот, древний вулкан.

– Эстетическая красота предмета – оболочка заключённой в ней истины! – изрёк непонятное Глебушон и показал ещё одну точку на глобусе, на карте Колымы.

Чартерный борт из Сан-Франциско приземлился на аэродроме города Магадан. Попрыгав по горбатым плитам, лайнер замер напротив здания аэровокзала «Высоцкий».

– Какое небо низкое, – сказал Глебушон, глянув на тяжёлые облака.

– Вылетали – жара. А здесь уже осень, – поёжилась Снежана. – Сразу захотелось на юг.

Их встретил Сато Минато, прилетевший в Магадан тремя днями раньше.

– В августе здесь и снег случается, – сказал он.

– Всё. Необходимое приобрёл, – ответил Минато. – Но придётся обойтись без парикмахера и камердинера.

Рассказал, что самой большой проблемой при подготовке было сохранение инкогнито Снежаны. Никто из руководства области не прознал о её визите, не примчался встречать в аэропорт.

Рабочие выкатывали из грузовой утробы самолёта корпусные детали вертолёта, выносили ящики и тут же собирали всё конструкцию как большую игрушку. Это Снежана так придумала: лететь в колымские горы на подарке с прошлой свадьбы. Когда всё было готово, топливо залито в баки, двигатель опробован, хафу-метис Сато Минато уселся за штурвал.

– Не зиде! – скомандовал он по-японски и повторил для замешкавшегося рабочего: – От винта!

За три дня они облетели кольцо Колымской трассы – то пространство, по которому теоретически могут рассыпаться осколки астероида Sneg. В тайге было много пожаров, которые никто не гасил.

В районе Сусумана видеокамеры поставили на западном отроге Морджота и напротив – на высшей точке Трёх Богатырей. В Усть-Омчуге – на горе Геркулес и на сопке Чихара. На Геркулесе, ночуя в палатке, они попали в беду. На их лагерь сильнейший ураган принёс таёжный пожар. Чуть не сгорели. Сато Минато оказался и здесь незаменим. Спас вертолёт и палатку. В Сусумане пережили приключение иного рода. На Трёх Богатырях медведь отрезал им путь к вертолёту. Он вышел из кустов стланика и уселся, грозно рыкнув на Ивана и Снежану. Сато Минато, сидевший в вертолёте метрах в ста от них, этого видеть не мог. Кричать было страшно, бежать было некуда. Вокруг росли кустарники стланика, в котором не укрыться. Глебушон неожиданно для себя разрешил проблему наилучшим образом, Снежане понравилось. Пока мялись, соображая, как им обойти медведя, усилился дождь. Иван раскрыл зонт-автомат. Щелчок и возникновение из ниоткуда огромной чёрной полусферы над головами людей произвело на животное впечатление. Он буквально с поросячьим визгом, бросился в просвет меж кустов. Развивая успех, Иван и Снежана с улюлюканьем кинулись как бы в погоню…

Иван Глебушон выяснил, что самое красивое место в интересующем их районе Колымы, – а при хорошем солнце и самое восхитительное в мире! – озеро Джека Лондона. Озеро небесной складкой лежало среди гор, как раз между Усть-Омчугом и Сусуманом. Пик Абориген и примыкающие к нему очень высокие острые горы, стоящие на востоке зубчатой заснеженной стеной, показались Снежане родственниками Скалистых гор Канады.

Лагерь разбили на небольшом островке, разделяющем озёро Джека Лондона и озеро Танцующих Хариусов. Берега оказались наполненным осенним воздухом, который словно бы пошевеливался от присутствия в нём чего-то дивно-невидимого, например, цветов и птиц в шапочках-невидимках. При этом цветы и птицы иногда проявлялись и становились явью внутри прохладного ветра. Снежана была в восторге.

– Мы тут хорошо, – ответила Диана. – Санта-Роза совсем опустела. Все разъехались. Видно, жить хотят или смерти боятся. Ричард всё время в шахматы играет, отец в бомбоубежище готовит пельмени. Так что у нас после астероида вашего – пельмени, после зрелищ – пища. И водочка черкасская. Если живы останемся.

– То, что тебе весело – это хорошо, – порадовалась за неё Снежана. – Привет Ричарду. Рада за него.

– Поедете на Худ-Маунтин? – спросила по громкой связи Иван. – Или в убежище отсидитесь?

– Мы с Ричем – обязательно. Синий джип на низком старте. У него джип – синий как небо, так мне нравится! А отец пусть в подвале сидит.

Они посмотрели картинку с камеры на Чихаре. Внизу светился редкими огоньками Усть-Омчуг. Камера на отроге Морджота показала в долине цепочку огней Сусумана. Поняли так, что на Геркулесе камера погибла при пожаре – показывала черноту. То, что случилось на Трёх Богатырях, сами увидели. Знакомый бурый медведь с опаской приблизился к камере, привстал, потянулся лапой к их лицам. Изображение пропало. Глебушон связался с коллегами на Камчатке и на аляскинском острове Унимак. Наблюдатели всюду были в ожидании.

– Ждём, – прокомментировал Иван результат инспекции. – Несколько часов терпения – и мы всё увидим.

– Диана бы, наверное, полезла купаться, – подумал Глебушон.

– Ты её часто вспоминаешь, – Снежана погрозила пальцем.

– На самом деле – нет, – ответил он. – Даже не вспомнил, просто так сказал. Я о другом… В детстве-юности много читал Джека Лондона. Золотая лихорадка…

– И я читала… «Зов предков» помню. Про собаку, которая ушла от людей.

Сато Минато, поставив палатку, ловил рыбу, Глебушон разводил костёр. Снежана читала в интернете рецепт «Как приготовить уху из хариуса».

– Сато Минато – это имя и фамилия? – решился узнать Глебушон.

– Наоборот: фамилия и имя. У японцев сначала фамилия, потом имя.

Глебушон, раскрыв ноутбук, потерял нить разговора и стал возиться в каких-то графиках, думая о своём, додумался и позвонил Ричарду.

– Что на этот раз? – спросил Рич… У меня сейчас такая партия! Я его зверски просто рву! Я перезвоню.

– Мы уже на Худ-Маунтин, ждём с минуты на минуту. Что за новость у тебя?

– Значит так! – Иван стал делиться с Ричем своим свежим соображением. – При вхождении в плотные слои металлическая сердцевина астероида расплавится и закипит. Объём металлов при кипении увеличивается. Возможно, в пар даже превратится! Скальная оболочка разрушится, кипящие струи распылятся в атмосфере и выпадут на Землю в виде каких-нибудь осадков, может, в виде града, может, в виде пыли. Семьдесят тысяч тонн…

– На Санту-Розу? Хм! Я не против. Точно, что ли?

– Возможно. Но не факт. Над вами точно при ударе об атмосферу разрушится часть оболочки… Так что вы там поосторожней. Осколки будут. Совсем не исключено, астероид всё-таки полетит дальше, если посчитал правильно, – через Тихий океан, к нам на Колыму. Приезжайте к нам на Колыму, как говорится.

– Будет пожар и не будет золота? – вдруг понял Ричард. – Лучше б ты и не звонил. Не везёт городку. Он уже сгорал дотла. А тут ещё и контейнер с золотом мимо пролетит.

– В Калифорнии у них леса всё время горят. Разве это жизнь?

На скалистых выступах Худ-Маунтин сидели и стояли десятки людей, в небо поглядывали. Некоторые фотографировались на фоне отдалённых гор, долинных виноградников, городских кварталов, состоящих из небольших домиков. На огромной высоте в синем небе возникла белая дымно-огненная струйка, принёсся ужасный грохот, словно от боевой ракеты. Люди, сидевшие на камнях, ринулись под скальный выступ. Огненные камни брызнули с неба, но сам небесный кулак, отшатнувшись от Земли, с воем унёсся на северо-запад. Дерево, под которым стояли Рич и Диана, содрогнулось от удара и вспыхнуло. Вокруг в разных местах загорелся лес. Они, взявшись за руки, побежали по корявой жёлтой дорожке вниз, придерживая друг друга. В просвете открылся вид на город – он горел.

Рич и Диана, запрыгнув в машину небесного цвета, рванули с предгорья Худ-Маунтин, прочь из леса. Остановились у озера, воздух не шевелился, наполненный гарью.

– Улетел к вам, – сообщил, кашляя, Ричард, сбросив на Колыму видео с падающими осколками и пожарами в Санта-Розе.

– Тут пожарники – добровольная служба. Сейчас выясним.

Ричард показал своё перепачканное сажей лицо и лицо счастливой Дианы, тоже перепачканное.

Сато Минато похрапывал в палатке, забравшись в спальный мешок. Снежана и Глебушон сидели в свитерах и куртках у костра, отбивались от мошки и комаров.

– Знаешь, – она вспомнила, – сегодня вычитала, что Декарт… Это я опять о снежинке!

– Декарт описал редкую форму снежинки, которую наблюдал. У неё двенадцать лепестков-лучей. До сих пор считается загадкой, что это он видел. Что-то небывалое.

Им светло вместе было и внутренне весело, но они даже не улыбались. Сидели, прижавшись, она голову пристроила ему на грудь, в жаркий огонь одним глазом глядя.

– Всё забываю сказать, – вспомнил он. – По той же теме. Ещё раньше вашего Вилсона Бентли микрофотографии снежинок делал Андрей Сигсон. В 1870-х он где-то в России жил, в Рыбинске, что ли. Так что он первый по снежинкам… А Кеплер… Помнишь? Описывал снежинки в трактате так: «Пушинки у звездочек располагались в одной плоскости с лучами. Седьмой, более короткий луч торчал вниз, как корень, на который могли опускаться падающие снежинки, и, опустившись, держались на нём некоторое время…» У снежинок, оказывается, есть нечто смягчающее падение. Что-то вроде ножки. Ты знала? Я – нет! Надо бы самому проверить.

Из палатки показалось лицо Сато Минато, покусанное комарами, перепачканное кровью.

Минато отлучился в кусты, умылся в озере, постоял, глядя в небо, слушая гудение комаров.

– У вас, кажется, спор, кто первый по снежинкам?

– Да, письменность японцам дали китайские монахи. Но по снежинкам первый, конечно, японец, его имя Укихиро Накайя, – присаживаясь у костра, рассказывал Минато. – У него при университете в Саппоро была лаборатория льда. Умел получать снежинки с наперёд заданными характеристиками. На заказ делал, изменяя влажность и температуру – любой узор. Мог клонировать. Овец и людей клонировать лишь потом додумались. Укихиро Накайя всё-таки был не торгаш, а поэт, называл снежинки письмами с небес…

– Почитать бы, что пишут, – сказала Снежана и легко зевнула.

– Можно ли придумать азбуку из снежинок, если все неповторимы? – сказала Снежана, прижимаясь.

– Почему бы и нет? – Иван мягко поцеловал её в лоб. – Есть иероглифическая письменность, клинопись, есть вязь. Была ещё узелковая азбука – в империи инков и у древних китайцев…

Под утро и они легли, обнявшись, лицо к лицу. Иван надумал её поцеловать в губы и поцеловал. Она вся задрожала, но повертела пальцем у виска, показав себе за спину.

– Предлагаю пройти к вертолёту, госпожа, – запуская двигатель, вежливо предложил Минато. – Желательно бегом-бегом!

Только взлетели, огненный кулак взорвался в рассветном небе где-то под Усть-Омчугом, подняв ураган. Воздух стал серебристо-золотым. От ветра затрепетали лиственницы, приблизился шум осколков. На взгорье вспыхнул стланик. Вертолёт нёсся над озером прочь, едва не касаясь воды, прячась за сопку.

– Это свадебный подарок, – прокричал Иван, показав на золотое небо позади. Осколки сыпались в озеро. – Инсоляция!

По вертолётному стеклу забарабанили золотистые градинки.

Когда золотой шквал утих, они вернулись на свой островок, на свою стоянку.

Открыв прозрачную дверцу, Снежана выставила руку наружу. Несколько крошечных золотистых снежинок опустились на её прекрасную узкую ладонь.

– Сколько лучей? – спросил Иван, поцеловав её пальцы.

– На одной шесть. На второй… двенадцать. Сдвоенная, что ли?

Снежана тут же придумала, чем им заняться. Они стали собирать разносимые ветром золотистые снежинки в ком. Слепили один, тяжёлый, и ещё один, поменьше, и ещё один.

Минато их сфотографировал. Снежана и Иван стоят, обнявшись трепетно, у неё причёска – волосок к волоску, словно б только от парикмахера; он лохмат, а за ними на круглом валуне золотой снеговичок, у которого вместо носа-морковки – стланиковая шишка, зато глаза настоящие – чёрные угольки из костра.

Иван отправил в Санта-Розу ролик и фотографию, Снежана продиктовала вслед:

– Рич, ты принёс мне счастье, устроив мне такое странное приключение.

– Снежный золотой русал! – сказал Рич, увидев фото с золотым снеговиком.

И тут же отправила своё: двор сгоревшего дома; дощатый стол с застрявшим в нём каменным осколком; цветасто-расписная миска с пельменями горой, завиток дымка, три вилки; Рич и Диана стоят плотно друг другу, плечо к плечу, их сзади приобнял громоздкий Грибоядов, произнося слово «чиз». При этом лица Рича и Дианы строги, а его физиономия морщится беззубой ухмылкой, сверкая одной – по центру – золотой фиксой.

[1] (вернуться) Стихотворение Искандера Хайбуллина.

Снег

(Черкасское княжество)

Космический роман

(Журнальный вариант. Окончание. Начало «Крещатик» №99.)