ПРОЗА # 100




Людмила МАРШЕЗАН
/ Париж /

Страшный страшун боится любви



Пьер не хватал звёзд с неба. Он их выращивал. Звёзды – кристаллы. Фиолетовые аметисты с разной густотой цвета. Зелёные, как юность, изумруды. Дивной прозрачности аквамарины. Он дирижировал богатством цветовых оттенков специальными затравками. Травил, творил, мечтал. «Новый кристалл – самая выгодная выгода для человечества. Соединить несоединимое. Рисковать и экспериментировать. Ведь если кристаллы выращивают, значит это кому-то надо», – думал Пьер. Это имя, в переводе с греческого, означает «камень».

Однажды, изменив перепад температур, получил неожиданную странность в виде гвоздя. Коллеги прозвали его невероятно, но очевидно: «Каменный Гвоздь». Пьеру понравилось. Он был любителем острых ощущений.

Дни за днями протянулись в года. Вдруг кристальная жизнь потускнела. Пандемия. Улыбки мира спрятались в «намордниках». Люди забились и забылись в своих норах. Карантин. Ветер свободно гонял мусор по опустевшим улицам Парижа. Церковные колокола проглотили язык. Бог надел маску безразличия. Иногда нездоровую тишину нарушал цокот копыт. Патруль конной полиции развлекал любопытных. Вечерами несколько минут Франция рукоплескала. «Браво», – кричали оставшиеся в живых героям в «белых халатах». Пьер тоже выходил на балкон. Аплодировал. Кивком головы приветствовал соседей. Феминистку справа окрестил «Антитело». Ему казалось, что в Средние века в её роду сожгли всех красавиц. Спасая тело, природа столетиями убивала красоту. Иногда проблески возрождения мелькали в её глазах, но до блеска было далеко. Спускаясь с Пьером в лифте и осмотрев его с головы до… она произнесла: «Равенство женщин можно достичь только кастрацией мужчин». Гвоздь перестал пользоваться лифтом.

Лохматый сосед слева, художник, шагал по балкону насвистывая, а может, просвистывал свой талант? Разговор с ним ограничивался красноречивым молчанием. Доброжелательный Пьер соседями не интересовался. Они отвечали взаимностью. У каждого была своя жизнь. А, может, и не было. Кто знает?

Пьер родился и вырос в этом доме, вблизи Люксембургского сада, на тихой улочке. Её классическую монотонность оживлял странный дом напротив. Он был покрыт новой белой и подвижной «кожей» с выступами и разными рисунками окон. Удивление прохожих вызывали фальшивые руины у входа: искусство вышло на улицу. Пьер тоже. Ему захотелось купить домик для птиц и повесить на дерево. Единственное на этой улице. Зелёные ветви – руки каштана – тянулись к его балкону. Увы, все магазины, кроме продуктовых, были закрыты. Гвоздь не узнал свой Париж. Где же праздник, который всегда? Жалюзи ресторанов и кафе опущены. Клиенты отпущены до лучших времён. Когда же они наступят, вот в чём вопрос. Исчез счастливый кофейный аромат парижского бытия. Прежде тесная столица стала пугающе просторной. Освободившаяся от автомобилей и присутствия человека природа буйствовала цветением. Щемяще пах шиповник. Его цветы преступно пролезли через решётку института физико-химической биологии. Пьер замедлил шаги. Аромат дикорастущих роз напоминал детство в деревне, где сейчас проживали родители. Жаль, что невозможно приехать к ним. Карантин не позволяет. Гвоздь звонил им каждый день. Отец держался молодцом. Работа в саду приносила ему радость. А вот мать… Несколько дней назад она потеряла близкую подругу. Прощание было запрещено. Мать страдала и увядала. Возненавидела слово «эпидемия», назвав его «страшун». Страшный страшун. Ночной кошмар преследовал её: чёрные, жирные, головастые запятые нападали на красные, стройные восклицательные знаки жизни и пожирали их. Мать перестала пить чёрный кофе. И вообще, всё перестала.

Пьер мастерил на балконе птичий домик. Получился дворец. Золотой. Другой краски дома не оказалось. Синий пустячок неба над головой и щедрость апрельского солнца подняли настроение аж до второго этажа странного дома. В лазурном длинном платье, с золотым шнуром на тонкой талии, появилась девушка. «Милые друзья», – проговорила она в микрофон. Улица оживилась. Публика вышла на балконы. Все ожидали продолжения, словно второго пришествия. Она улыбалась. Солнечные лучи сплетали нимб над её головой. «Меня зовут Стелла. Сегодня, в мой день рождения, я подарю вам несколько песен». Стелла, включив музыку, профессионально исполнила неаполитанскую песню. Бешеный успех. «А сейчас предлагаю вместе спеть самый главный гимн нашей жизни…» Антитело напела «Интернационал». Стелла, сияя улыбкой, жестом остановила её, продолжив фразу: «…гимн любви». Щедрой волной лилась любовь её голоса. Никто не осмелился подпевать. «Encore! Ещё Encore!» – умоляли слушатели. Она продолжала без всяких кокетств. «Я спою стихи русского поэта со вселенской душой Марины Цветаевой». Пьер даже вздрогнул. Как он сразу не догадался. Певица русская. Ведь подобный акцент слышался у преподавательницы русского языка и литературы в лицее. Гвоздь сосредоточенно вслушивался. Ему казалось, что эта песня о нём и для него: «Стихи растут, как звёзды и как розы…» Сосед слева уже не шагал, а внезапно скрылся с балкона. Только в конце песни стали понятны его «художества». С букетом цветов шиповника он красовался под её балконом. Стелла сбросила ему золотой пояс и, втащив цветы, радостно рассмеялась. «С днём рождения!» – пропели традиционно зрители. Интуиция подсказывала Пьеру, что настал момент выделиться из толпы, удивить её какой-нибудь остроумностью по-русски. Но он только томился и молчал. Вдруг неожиданно для себя, прямо с балкона, полез на дерево вешать птичий домик. Публика замерла. Опасный номер. Антитело заверещала: «Вызывайте пожарных. Немедленно. Он сейчас грохнется». Никто не шелохнулся. Все взгляды были прикованы к любителю острых ощущений. Так Пьер оказался гвоздём программы. Он ловко прицепил «золотой дворец», бросив Стелле фразу по-русски:

– Кстати о птичках, с днём рождения!

Она расхохоталась.

– Как звать-величать?

– Пьер.

– Шутишь? Я не хочу, чтобы ты камнем упал вниз.

– Всё предусмотрено. Моя фамилия Крылатый.

Стелла смеялась. В переводе с латинского её имя означало «звезда».

Закатная медь солнца. Все в плену эмоций. Хотелось любить весь мир и сеять добро. Её глаза стали брызгами яркого света. «Я люблю вас, мои друзья. Звоните, не забывайте». Стелла продиктовала свой номер телефона. Головокружительная высота её голоса, щедрость и открытость, праздничное изобилие любви сроднило всех. Душа Пьера заливалась душной волной стыда. Он понял, что каждое его утро – это восхождение к вершине эгоизма дня. Гвоздь не забивал себе голову мыслями, что соседи тоже люди, имеющие имена, сердца, души. Трудно соединить иногда человека с людьми. Стелла снова завладела микрофоном: «Я не прощаюсь с вами. Просто умолкаю, чтобы вы услышали небесный хор звёзд». Как мираж, она исчезла в глубине квартиры.

Проще было выйти из себя, чем из дому. «Правила безопасности» карантина требовали заполнения специального пропуска. Радиус передвижения – один километр. По теории невероятности жизни Пьер столкнулся с русской певицей нос к носу. Даже в потёртых джинсах она выглядела Звездой. Глупо было идти рядом, соблюдая дистанцию в один метр. Она торопилась. Вместе с другими волонтерами-энтузиастами Стелла ишачила для бедных. Распаковывала тяжеленные ящики с продуктами, сортировала, складывая в индивидуальные пакеты. Пьер представил очередь «Бомже мой». Запах немытых тел. Хрупкую Стеллу, желающую накормить и спасти мир!

– Ты рискуешь жизнью. Он так опасен, страшный страшун.

– Что это?

– Так мать назвала эту чёртовую болезнь.

– Не волнуйся. Нам выдают маски и перчатки. А маме передавай привет и скажи, что она замечательно придумала «страшуна». В таком виде он превратился в плюшевого страшилку, совсем не страшного. Он даже сдружил нас всех, правда?

– Конечно. Но береги себя. Нам нужен твой голос, – тупо ответил Пьер.

– Только голос? – издевательски произнесла она, ускорив шаг.

Гвоздь остался один. Долго смотрел ей вслед. Стелла не обернулась.

Пленительный час заката. Шепот листьев каштана. Стелла пела по просьбе молодожёнов из соседнего дома. Каждая её песня была приглашением в путешествие. Разнообразие и разноцветие репертуара завораживало. Бесконечные овации в её честь. «Спасибо, Стелла! Будь счастлива!» – благодарили соседи.



Счастье? Тише. К счастью надо красться,
Зубы сжав и притушив огни,
Потому что знает, знает счастье,
Что всегда гоняются за ним.

После этих строк, прочитанных Стеллой, наступила тишина. В прорехе старенького изношенного неба сияла юная озорная звезда.

Дождь стёр с лица неба солнце. Пьер с зонтом поджидал Стеллу. Он бездарно играл в дружбу. Даже самому себе не хотел признаться, что влип. По уши влюбился. Слыша её быстрые, упругие шаги, терял голову. Терял ключи. Терял чувство юмора. Таких женщин он никогда не встречал. Волшебное свечение шло от неё. Ему казалось, что она чувствовала себя причастной к несовершенству мироздания и стремилась исправить его. Самые простые фразы кружили ему голову.

– Здравствуй, – улыбалась Стелла. Это значит, что я желаю тебе здоровья.

– Помню. В лицее училка русского языка рассказывала. Она так старалась вложить в наши головы и сердца что-то светлое, заставляла учить стихи М. Цветаевой: «Закон звезды и формула цветка».

– Замечательно, что во Франции изучают наш солнечный язык. Вслушайся, и ты поймёшь присутствие бога солнца Ра.

– Уже нашёл. РАдуга! Видишь, зацепилась за купол Пантеона.

– Пётр, а ты РАзумный. Имеешь светлый ум. Впрочем, РАно говорить, мы мало знакомы, и я не открыла твой внутренний хРАм. Мне кажется (она подняла глаза к небу), твоя душа – это небеса, где нет беса, где чистота и свет.

– УРА! – прокричал Гвоздь.

– УРА-а-а, – рассмеялась Стелла. Мы – непобедимы, потому что даже сами слова излучают свет и доверие.

– Хорошо говоришь, товарищ, – произнёс Пьер с акцентом «отца народов».

– Товарищи… Это слово разбойников и пиратов. Нападая и грабя, они кричали: «Товар ищи!» Поговорим о другом. ЛитератуРА, культуРА.

– Согласен. РАдость, – он хотел сказать «моя», но не посмел.

– ОтРАда. Я тебе, Пьер, РАда.

– Знаешь, Стелла, я хочу сказать что-то важное. Я – РАстяпа.

Она развеселилась так, что неизъяснимая синева её глаз превратилась в аквамарин.

Страшун ежедневно убивал сотни французов. В подъезде дома феминистка вывесила плакат: «Мужчины страшнее китайской Пандоры! В прошлом году в мире погибло более пятидесяти тысяч женщин от насилия мужчин!» Какая-то отважная дописала: «Помирать, так с мужиком!»

А погода всё хорошела. В открытое окно Пьера вместе с ветром влетело чувство беспричинного счастья. Хотелось заглянуть за горизонт: что там? Изящно забыв про стыд, Пьер загорал на балконе. Благодать! Вернее, БлагоВзять у солнца.

Вечером вся улица ждала появления Стеллы, но её не было. «Может, позвонить», – подумал Пьер, но не решился. Утром он напрасно ждал её у подъезда. Лёгкое чувство тревоги охватило его. «Устала беневолить», – успокаивал сам себя Пьер и прогонял неуютное ощущение сквозняка в душе.

Вскоре по дому разнеслась весть: Стелла заболела. Высокая температура. Сухой кашель. Страшный страшун. Она не могла говорить по телефону, но прислала короткое сообщение: «Ужасная боль в лёгких».

Пьер отчаянно названивал доктору Ги Леже, другу их семьи. В конце концов Ги ответил истощённым голосом:

– Не паникуй. Вылечим. Рецепт пришлю электронной почтой. Найди толковую медсестру, впрочем, в данный момент это сложно. В первую очередь, вколоть лошадиную дозу витамина Д. Ежедневно принимать цинк плюс витамин С. Следи за температурой и держи меня в курсе. Будь!

В вестибюле дома соседи в масках о чём-то спорили. «Что за бал-маскарад», – подумал Пьер, вернувшись из аптеки.

– Мне плевать на болезнь. Среди всех жильцов этого дома я самый компетентный человек, – заявила феминистка.

– Почему, Клер? – поинтересовался художник.

– Потому, что я псих!

– Психолог?

– Нет, психотерапевт. На пенсии. Ведь Стелле нужна профессиональная помощь, а не художественная самодеятельность.

– Вы умеете колоть? – спросил Пьер.

– Предпочитаю накалывать, особенно, таких как ты.

– Я говорю о Стелле. Вот предписания врача и лекарства.

– Разберусь. Для Стеллки я всё сделаю, пусть поёт девочка.

Неожиданно она прослезилась. Всем стало неловко. Мы стыдимся прилива чувств. А, может, надо стыдиться отлива?

Жители улицы были встревожены ухудшением состояния Стеллы. Они приносили ей всякие вкусности, но аппетита не было. Силы покидали её. Одолевал сон. Клер самоотверженно боролась за её жизнь. «Светлая, добрая Клер», – благодарно думал Пьер. Раньше он даже не знал её имени. Он был порядочным… эгоистом.

Ночные страхи и утреннее отчаяние терзали Пьера. Стелла… Нет эпитетов для неё ни в одном языке. «Душа болит. Это хорошо, – думал он. – Только бы она выздоровела». Как молитву повторял Гвоздь имя Стелла.

Любимый Париж не спасал его. Дома и улицы без возраста и любви. Он не узнавал почерк города. Растревоженный эпидемией воздух душил его. Время сошло с ума и остановилось. Звуки растеряли речь. Он обратил внимание на юную зелень травы, пробивающуюся в щелях асфальта. «Пусть в этой жизни будет только жизнь!» – просила душа Пьера.

За окнами замаячил май. Но ландышами не пахло. Никто не продавал «первого мая привет», традиционные белые букетики. Мы порой не замечаем очаровательных мелочей повседневности. Только потеряв, понимаем, как они были дороги нам.

А природа расслаблялась и отдыхала от человека. Небо – от самолётов. Море – от кораблей. Бездна – от подводных лодок. Ночью видела сны согретая солнцем земля.

Утром Пьер решительно оделся и ушёл добровольцем туда, где раньше работала Стелла. «Придурок майский, – подумал о себе Гвоздь. – Ну, буду целый день пахать. Ну, и что? Кому это надо? Моей совести?» Оказалось, это надо многим. Физический труд принёс облегчение. Вечером он позвонил родителям. Мать гордилась им. Он ею восхищался. Ей удалось победить непобедимое. Спасла математика. Как? Очень просто. Ведь школы закрылись на карантин. Не у всех детей получалось заниматься самостоятельно. Вот и пригодился её опыт работы в лицее. Собрала нескольких подростков. Прошлась по программе и только потом растолковывала новый материал. Ученикам понравилось. Их число росло в арифметической прогрессии. Она была счастлива.

– Мама, дорогая, послушай, дети могут быть переносчиками страшуна.

– Страшун не может отменить закон Пифагора. Пьер, эти дети промыли мою душу и стали родными. Ты увидишь, когда приедешь.

– Когда это будет?

– Скоро сынок. Пойми, страшный страшун не страшен. Мы победим его!

– Чем? У нас в стране даже масок не хватает. Таблицей воображения?

– Любовью!

Пьер получил сообщение от Стеллы: «Я хочу стать птицей и поселиться в твоём золотом дворце. Он ещё не занят? Каждое утро я буду петь для тебя потому, что ты РАдушный».

«Как взбодрить её? – ломал голову Гвоздь, как поднять её птичье настроение?»

Он ответил: «Стеллка! Ты – Звезда, и оставайся ею. Немедленно выздоравливай! Я начинаю красить квартиру в золотой цвет. Для тебя!»

Ясновидящая Клер вечером сообщила: «Стелле стало лучше!»

Коридор засверкал золотом. На этом краска закончилась. Пьер сфотографировал и отослал Стелле.

На следующий день, опираясь на Клер, она вышла на балкон. Синий плед подчёркивал синь её глаз, синяки под глазами, бледность лица. Она улыбалась. Все аплодировали и кричали: «УРА!» Стелла взяла микрофон: «Ваша любовь и забота спасли меня».

Больше она не смогла произнести ни слова, слёзы и кашель душили её.

Нежность Камня. Вот такое было внутреннее состояние Пьера. Ему хотелось беречь и служить ей, прославить имя её новым кристаллом. «Я любой ценой добьюсь её», – вбивал себе в голову Гвоздь. А сердце уже знало, что Звезда бесценна.




Повернутися / Назад
Содержание / Зміст
Далі / Дальше