Ванильные пластинки

1

Руд повернулся ко мне, держа в руке флэшку.

– Никак не могу привыкнуть. Помнишь, у родителей были такие большие пластинки. Они еще смешно назывались… Ванильные пластинки.

Брат просидел в тюрьме, в общей сложности, семнадцать лет, с первого своего участия в вооруженном ограблении – у одного из подростков тогда нашли нож. Все новое за пределами тюрьмы вызывало у него удивление. Светодиодные лампочки с пультовым управлением или музыка в авто, которым я дал ему порулить. В следующий раз по этой дороге мы везли его в крематорий.

С тех пор я начал видеть призраков.

2

Кристине хотелось курить, но при Джоханнек она этого не делала, а та нарушила приватность еще до того, как Кристина успела выскочить. Девушка открыла было дверь на террасу со стороны кухни, однако поняла, что даже если она выйдет, чтобы быстро выкурить свой айкос, то Джоханнек побежит за ней. Придется подождать до аэропорта. Поскольку терраса образована была со стороны улицы высокой стеной, Кристине казалось, что за окном еще сумерки, но когда она ступила на мокрый пол и взглянула вверх, то увидела в треугольнике над собой клочок голубого неба с белыми облаками. Кристина выбросила обрезки овощей в белое ведро «для органики», задвинула москитную сетку и дверь – и вернулась к столу допивать свой кофе.

Ринус уже сделал тосты, и все семейство намазывало овощное месиво с авокадо на хрустящий хлеб. Кристина отказалась от омлета, но все-таки не удержалась и положила кусочек сверху на тост с овощной пастой. Джоханнек жевала насупившись – ее не брали в аэропорт.

– Джоханнек, пока ты будешь одеваться, самолет уже улетит, – уговаривала Линн.

– Но я быстро. Я умею быстро, ты же знаешь!

– И в восемь утра у тебя занятия онлайн. Не расстраивайся, тетя Кристина скоро снова прилетит. Сначала бабушка, а потом снова Кристина.

– Ты забыла свою косметику в ванной, – Ринус уже успел съесть свой завтрак и проверял, все ли вещи собрала Кристина. – В стиралке ничего нет?

– Да я еще кофе пью. Соберу, когда накрашусь. Все остальное собрано, спасибо.

– Через пять минут в прихожей!

– Ринус! – с тех пор, как брат обзавелся собственной семьей, Кристина уже стала подзабывать, какой он зануда.

– Пять минут! Конечно, никто тебя не гонит, все будут только рады, если ты не улетишь.

– Да! Да! Да! Не улетит! – Джоханнек от радости запрыгала на диване.

– Только не вздумай что-то прятать! – вдруг улыбнулся Ринус. – В детстве, когда я хотел, чтобы гости задержались подольше, я прятал чью-нибудь туфлю и с невинным видом удивлялся, когда родители и гости переворачивали вверх дном прихожую в поисках пропажи. Кристина этого не помнит. Скорее всего, ее тогда еще и на свете не было. В первый раз это сработало, а во второй – мой трюк уже раскусили, и я даже не успел порадоваться задержке гостей.

– И зачем ты это рассказываешь сейчас? – Линн начинала сердиться.

С быстротой и всепроникающим свойством ртути Джоханнек уже была в ванной Кристины и разглядывала косметику.

– А это тушь, да? Тени для век? Давай я тебя надушу на дорогу своими духами.

Запихав косметику во внешний карман чемодана, Кристина подставила шею племяннице и оказалась в сладком ванильном облаке детских духов.

Ринус уже выкатил желтый чемодан Кристины в прихожую. Настало время прощаться. Прощание было таким томным, слезливым и горестным, что Кристина даже вздохнула с облегчением, когда они с братом вышли на улицу. Она так и не привыкла к тому, что садиться нужно слева от водителя. За их отъездом наблюдал утренний мальтийский кот, расположившийся возле мусорного пятачка с пакетами «органики». Рядом с пакетами лежала раскрытая пачка спагетти с лучами высыпавшихся макаронных соломинок. «Почти полная», – подумала Кристина. С тех пор как она поступила в университет и стала жить одна, она непроизвольно стала замечать такие вещи. Надо же додуматься выкинуть целую пачку спагетти! Умытая вчерашними дождями Марсаскала сияла в лучах утреннего солнца.

Автомобиль спустился к набережной мимо церкви святой Анны. Там уже открывались кафе и магазины, работники выставляли столики, а кое-кто из посетителей уже пил свой утренний кофе.

– Когда приеду к вам надолго, выберу себе кафе и буду каждое утро ходить пить кофе, курить и разглядывать гуляющих по набережной, как это делают местные жители.

– Джоханнек тебе не даст. Она все равно встает раньше тебя.

Снова прокатывались за окнами автомобиля маленькие крашеные балкончики, похожие на разноцветные шкафы, желтые стены каменистых равнин и огромные листья опунций, нависавшие над этими стенами. На опунциях повсюду виднелись «прикли пеарз» – опунциевые плоды, вареньем из которых Линн угощала вчера Кристину. Возле автобусных остановок толпились взрослые, спешившие на работу, и школьники в одинаковых спортивных костюмах.

– У них что, первым уроком у всех физкультура, что ли?

– Это у них школьная форма такая. Я первое время тоже удивлялся.

Толстый полицейский в черной балаклаве размашисто жестикулировал на дороге.

– Опять дорогу перекрыли, – Ринус тяжко выдохнул. – Вон, ниндзя мне что-то знаками показывает.

– Ниндзя полис.

– Они их по весу, что ли отбирают?

– Ниндзя должен быть тучным, как туча, и сливаться с темнотой ночи. Чем туча крупнее, тем лучше.

– Долго привыкал к правому рулю?

– Да нет, за пару дней привык. Я уже до этого пробовал на Кипре, когда мы в отпуск ездили, так что никаких проблем не возникает.

Ветер, как и в день приезда, трепал листья высоких пальм. С утра было уже тепло. Кристина пожалела, что надела свитер, но решила не снимать. Они попрощались возле металлических заграждений. Девушка просканировала билет и помахала брату на прощанье. Она еще долго махала ему с эскалатора, а потом с застекленной галереи на втором этаже – он тоже продолжал махать, пока она не скрылась из виду – похожий на доброе огородное чучело в красной клетчатой рубашке. Она уже по нему скучала.

Они схватились за верхний лоток практически одновременно. В ту же секунду мужчина отдернул руку и уступил его Кристине. Она бросила в один лоток кепку и плюшевую курточку, в другой – сумку, на ходу вытягивая ремень из кожаных брюк. Вещи поехали, а она прошла через раму, не вызвав дополнительных вопросов. Когда она снова затягивала ремень, то заметила, как тщательно ощупывают платок мусульманской женщины, которая вообще-то стояла в очереди впереди нее. Оказавшись в дьюти-фри зоне, Кристина задалась целью найти духи, которые перебьют запах детских, но при этом не будут слишком резкими. Она переходила от одного стенда к другому и выбирала. На табло еще даже не были указаны гейты – брат привез ее слишком рано. Она остановила свой выбор на «The vert» от Л’Окцитан, отчасти потому, что когда-то у нее были такие духи и она помнила, что они обладают резким травяным запахом, способным перебить даже табак, но все же сомневалась, не пахнет ли от нее теперь смесью двух духов – детских ванильных и травяных. Кафе напротив выхода из дьюти-фри было переполнено, и она отправилась чуть дальше, в «Хард-рок кафе», перед которым был расположен магазинчик этого бренда – с футболками, банданами и даже слюнявчиками. Все это было каким-то невыразительным, чрезвычайно коммерческим, далеким от музыки и невыразимо пошлым.

Однако в самом кафе звучала приличная музыка, отчасти забытая – сейчас на экране мелькал Рони Джеймс Дио – и можно было поразглядывать костюмы селебритиз в ожидании, когда тебя заметит бариста. «Фендер Стратокастер» гитариста «Аэросмит» с автографом, куртка Джастина Тимберлейка, футболка Слэша... возле белого пиджака Мадонны она остановилась в задумчивости. Может ли такая вещь оказаться в кафе захудалого, как все южноевропейские, мальтийского аэропорта?

– Думаете, пиджак не настоящий?

Она обернулась на голос за спиной и увидела мужчину средних лет, который несколько минут назад уступил ей пластиковый лоток для вещей.

– Не исключено, что каждый, кто останавливается перед этим экспонатом, задается тем же самым вопросом.

– И как бы вы на него себе ответили? – голос мужчины был ничуть не вкрадчивым, не заигрывающим, скорее, это просто был голос скучающего человека.

– Этот пиджак достаточно знаменит, – в задумчивости произнесла Кристина. Но задумалась она не о пиджаке, а о том, стоит ли продолжать разговор с этим человеком. – Вряд ли у заведения в принципе может быть столько лишних денег, чтобы его приобрести. Скорее всего, это точная копия того пиджака, но об этом не напишут даже самым мелким шрифтом.

– Не исключаю также того, что владелец заведения действительно мог приобрести этот пиджак, и у него есть даже сертификат на тот случай, если журналисты заинтересуются, не обманывает ли он публику. Однако хранится эта коллекционная вещь у владельца дома, а здесь он с полным правом обладателя вывесил копию.

– Возможно. Если так поступают даже музеи, почему бы этот фокус не провернуть владельцу кафе?

– Почему бы владельцу кафе не обучить персонал хотя бы иногда обращать внимание на посетителей?

– В этом я с вами абсолютно солидарна, – Кристина наконец улыбнулась.

– Тогда предлагаю занять столик вот здесь, недалеко от стойки, и подождать, когда появится бариста или официант.

– Хорошая идея.

– Могу ли я поинтересоваться, как вас зовут? Мое имя Берт, я возвращаюсь в Брюссель с конференции.

– Приятно познакомиться! Кристина. Тоже лечу в Шарлеруа, но дальше – не в Брюссель, а в Антверпен.

– Похоже на первое знакомство в клубе анонимных алкоголиков. Я вообще не очень умею знакомиться, привык представляться официально. С трудом научился при знакомстве с девушками не называть фамилию и научную степень.

– Дайте угадаю. Вы профессор.

– Ну вот, таки разболтал. А вот и наш официант. Бросил меню и убежал.

– Сервис на высоте. А в какой области вы работаете, профессор?

– Искусственный интеллект. Достаточно популярно сейчас, но на самом деле, моя узкая специализация звучит весьма одиозно даже для меня, пожалуй, не стану вам этим докучать.

– Мой брат тоже программист. Я знаю, что все это на самом деле очень скучно. Я приезжала его навещать, европейский офис его компании располагается на Мальте, и они предложили ему приехать и поработать здесь, чему он очень рад. Может, вы видели серое высотное здание прямо возле аэропорта – там название его компании – «Рейн лайн» – светится красными буквами.

– Не обратил внимания.

Над ними уже маячил официант.

– Что вы будете?

– Капучино. Я уже успела позавтракать, так что только еще одна чашка кофе для бодрости. Вы, кстати не знаете, где здесь курят?

– Сам не курю и другим не советую.

– Понятно. Я только айкос. Это так, баловство, – она поймала себя на мысли, что снова начала оправдываться. И снова перед совершенно незнакомым человеком.

Когда они допивали кофе, Кристина попросила его посмотреть, не появился ли на табло номер гейта. Берт сидел прямо напротив входа, и ему должно было быть хорошо видно табло отлетов.

– Выходы девять и десять. Пойдемте?

– Еще немного посидим. Время есть, лучше уж сидеть здесь, чем толпиться у выхода на посадку.

– Тем более что официант не торопится со счетом. Так что еще минут десять нам здесь обеспечены в любом случае.

В очереди на посадку они попрощались. Он встал в общий поток, а Кристина отошла левее ленточного ограждения – в очередь на приоритетную посадку. Купить «Прайорити» ее заставило то, что полупустой чемодан ей таки нужно было тарабанить обратно. Туда она везла коробку «Лего» с огромным замком из «Холодного сердца», которая по габаритам превышала установленные размеры для бесплатной ручной клади, поэтому она решила взять багаж. Тем более, она пообещала брату привезти бельгийского пива. Багаж в этом случае – идеальное решение. А на обратном пути она выбрала «Прайорити».

– Но ты же могла просто вытащить эти пакеты с «Лего» из коробки – тогда бы, возможно, они поместились в ручную кладь, – сказала Линн, догадавшись, что багаж Кристина заказала только из-за этой коробки.

– Я тоже об этом думала. Но, во-первых, это не так торжественно – мне было бы не по себе. Ты же знаешь, распаковка – это самое главное в подарке. А во-вторых, ты в курсе, какие сейчас ограничения по бесплатной ручной клади на этих бюджетных авиалиниях? Год назад они еще их уменьшили: сорок – на двадцать – на двадцать пять. Это даже не рюкзак, это размер моей сумки.

– Ну, тебе к нам все равно ничего брать не надо: смена белья, косметика – остальное тебе всегда выдадим тут, вплоть до зубной щетки. Знай, что мы всегда тебя ждем, и для тебя у нас всегда найдется постель, полотенца и даже моя одежда, в которую я сейчас все равно не влажу.

– Спасибо! Это очень окрыляет. А подарки мы в следующий раз будем покупать здесь. Тем более, я смотрю, у Джоханнек так меняются предпочтения, что за ними не уследишь.

Впереди в очереди на посадку она узнала семью, которая только что сидела с ними в кафе. Взрослых она бы не заметила, но на девочку невозможно было не обратить внимания – огромная кудрявая пена смоляных волос с маленьким красным бантиком – это выглядело до того нарядно, как будто девочка только что выпрыгнула из мультфильма... ну, скажем, «Эй, Арнольд!», хотя Кристина сейчас уже не помнила точно, какие именно там были персонажи.

А позади нее уже шумела семья с тремя детьми – мама едва успевала догонять младшую девочку, которая напомнила девушке Джоханнек в самом раннем детстве, а двое старших мальчиков висели на папе. Бюджетными авиалиниями обычно летали семьи. А она уже скучала по своей.

На контроле быстро отсканировали ее билет и сличили паспорт – и теперь она стояла вместе со всеми остальными внизу за стеклянными дверями под теплыми порывами мальтийского ветра. Их держали за ленточным ограждением в ожидании разрешения на посадку, и ветер постоянно норовил сорвать ленту. Мальчик из белокурого семейства взял на себя обязанность держать ее, а его младший брат, повторяя за ним, тоже ухватил ленту ручонками чуть поодаль от брата, и так они и стояли рядом, зажав ее в побелевших кулачках.

Сначала к огражденной толпе подъехала черная машина – в багажное отделение загрузили несколько чемоданов, пожилой мужчина со своей дамой уселись на заднее сидение – и только после этого выпустили на зебру остальных. Путь был коротким, таким, что она дошла до своей хвостовой двери быстрее, чем к ней подъехала черная машина с ВИП-семейством. Вместо традиционного приветствия тощий суетливый стюард о чем-то говорил по рации и не обращал внимания на входящих в салон пассажиров.

Кристина попросила бородатого плотного мужчину поднять ее чемодан на полку. Не потому, что сама не могла этого сделать, а потому что ее подруга постоянно учила ее, что надо быть женственнее – никогда не делать ничего самой, а сначала просить окружающих тебя мужчин. На удивление, сработало. Наконец-то она перестала стесняться хотя бы в простых ситуациях – когда в случае отказа, которого она так боялась, она действительно может сделать все сама.

Она уселась в свое кресло 31В и стала наблюдать через иллюминатор, как работник летного поля устанавливает столбик для ленты ограждения – задрав голову, он передвигал этот столбик то левее, то правее, как будто для его установки ему нужно было ориентироваться по утренним звездам. Преодолевая сопротивление ветра, он натянул ленту – и к самолету устремился основной поток пассажиров.

Оказалось, что новый знакомый, с которым она коротала время в «Хард-рок кафе», сидит в тридцатом ряду. Он улыбнулся ей, когда закидывал свою сумку на полку, а затем, дождавшись, когда схлынет основной поток пассажиров, и убедившись, что она сидит в одиночестве, пересел к ней:

– Не возражаете?

– Нет, что вы.

На него с неодобрением покосился бородатый, который помогал ей положить чемодан на полку. Еще бы, девушке помог он, а подсаживается к ней какой-то посторонний наглец.

– Посадка закончена, стюард уже закрывает багажные отделения – так что можем продолжить наше общение.

– Раз никто больше не придет, тогда я передвинусь к окну. Когда летели сюда, я толком не могла рассмотреть ни горы, ни море – неудобно было заглядывать через соседа.

Однако вопреки его прогнозам в салон зашли две новые пассажирки, одна из девушек, брюнетка с бирюзовыми прядями, села на крайнее место в тридцатом ряду, а вторая уселась рядом с ними – и девушки стали активно переговариваться.

– Вы можете сесть рядом с подругой, – обратился профессор к той, которая села рядом. – Как раз впереди мое место.

– О! Что вы говорите! Это действительно ваше место? – эмоционально отреагировала девушка.

Они уселись вместе в тридцатом ряду и все время полета о чем-то весело болтали. Кристина наблюдала, как они склоняются друг к другу и как подходят друг другу по цвету – одна в бирюзовом свитере, другая – с бирюзовыми прядями. «Интересно, – думала она, – такое цветовое совпадение случайно или это подруги-лесбиянки, которые таким образом хотят подчеркнуть свою близость? Впрочем, почему обязательно лесбиянки? Просто подруги».

Разговорчивый профессор тыкал пальцем в стикер на желтой спинке переднего кресла, указывая на дату:

– Две тысячи двадцатый – еще относительно новый «Боинг», бояться нечего, хотя я и не доверяю этим бюджетным авиакомпаниям. На всякий случай у меня припасена пара бутылочек – снабдила сувенирами принимающая сторона. Удивительные местные ликеры – один на плодах опунции, второй менее экзотический – на инжире. Если станет страшно – говорите. Они специально выпускают их в стограммовых бутылочках, чтобы можно было взять в салон.

– Я слышала, что в самолете нельзя распивать свой алкоголь. Впрочем, я этим не увлекаюсь, поэтому не могу сказать наверняка.

Самолет уже бежал по взлетной полосе.

– По-моему, стюарды тут, как и официанты в местных кафе, не особо обращают внимание на пассажиров. Ах, обожаю этот момент!

Самолет оторвал шасси от бетона и набирал высоту, толчками подбрасывая пассажиров в секундный вакуум. Где-то впереди одновременно заплакали дети.

Под крылом промелькнули расчерченные на маленькие квадратики участков мальтийские пригороды, кукольные домики и дорожные развязки, затем побережье. Кристина хорошо различала волны, разбивающиеся о скалистые берега. На пустынных обрывах видны были непонятного происхождения натянутые тенты. Сосед оживился.

– Видите эти натянутые тенты? Скорее всего, это замаскированные орудия, – указывая на береговую линию, он навис над Кристиной своим грузным телом, впрочем, ни в одной точке не касаясь ее. Она посчитала невежливым делать ему замечание, просто втянула живот и постаралась не дышать.

– Мальта – крохотное островное государство, – продолжал профессор, плюхнув свое тело обратно в кресло, – однако у него имеется своя армия, и они достаточно серьезно к этому относятся. Так что я уверен, что это какие-то пограничные войска.

– В наше время ничего нельзя скрыть. Все доступно даже самому дремучему обывателю.

– Конечно, нет нужды что-то тщательно скрывать, когда все до сантиметра просматривается со спутников. Но все равно удивительно. Еще сто лет назад роскошь полетов была недоступна. А теперь любой человек может вот так запросто уподобиться богам и поплыть по облакам. Но мы этого не ценим, не ценим. Относимся к этому, как к данности.

Кристина перестала его слушать и разглядывала морскую гладь, рябившую от волн. Барашки появлялись и исчезали, создавая иллюзию космической глубины. Она даже не представляла, насколько велики эти волны, которые она разглядывает сейчас с высоты. Кого она может среди них разглядеть – огромный корабль, дельфинов, маленькую рыбацкую лодку? Она вглядывалась в морскую бездну и не находила там ни единой подсказки – только индиговая синева и белые мигающие штрихи. Через минуту самолет влетел в облака. Кристина надела наушники, включила музыку для медитаций и постаралась заснуть.

Когда она проснулась, девушки на переднем сидении снова громко щебетали. Та, что с прядями, перегнулась через подругу и что-то фотографировала через стекло иллюминатора. Кристина взглянула в окно. Они пролетали над красно-коричневыми горами очень низко. Заснеженные хребты зигзагами переходили один в другой, и красоту этого смятого огромной рукой каменного массива невозможно было передать словами. Кристина тоже взяла свой айфон и стала фотографировать горы. Глупо, конечно. Как все. Ничего из этого великолепия картинка не передаст. Но все же. Удержаться было невозможно.

Сосед обрадовался, что она наконец проснулась, и снова начал радиовещание:

– Мы пролетаем с вами над заснеженными Альпами. Это незабываемое зрелище. Где-то здесь может находиться гора Монблан. Может быть, вам, милая девушка, даже повезет ее сфотографировать. Я не знаю точно, где пролегает маршрут, но у нас с вами все шансы ее увидеть.

Внимание соседа начало казаться ей назойливым.

– Конечно, – не получая ответа от Кристины, он продолжил разговор с самим собой, – вряд ли это Грайские Альпы, и Монблан мы отсюда не увидим, если быть реалистами. Скорее всего, мы летим через Пеннинские, вероятнее даже, через Бернские Альпы. Но хочется же иногда помечтать.

Профессор поднялся, открыл дверцу отделения для ручной клади, и видимо, порылся в своем портфеле, не доставая его с полки. Он извлек прозрачный зип-пакет с двумя небольшими бутылочками и пластиковые стаканчики.

– Кстати, о помечтать. Приглашаю вас разделить со мной этот напиток богов, фирма-производитель так и называется – «Амброзия», что только укрепляет меня в моих предвкушениях.

– Не откажусь, пожалуй, – с улыбкой ответила Кристина.

Профессор действительно был несколько навязчивым, однако казался просто безобидным болтуном, так что она даже рассердилась на себя, за то, что этот милый человек вдруг стал вызывать у нее раздражение.

– Вот тогда, держите свой стаканчик.

Кактусовый ликер, как наиболее экзотический, они распили первым. Вкус действительно оказался необычным, с некоторой терпкостью и незнакомыми оттенками сладости. Инжирный по сравнению с ним был просто приторной липкой микстурой. Профессор зазвенел пустыми бутылочками, пряча их в пакет, и снова поднялся, укладывая его в портфель.

Два часа полета подходили к концу. Еще минут сорок – и самолет станет снижаться. По салону медленно ходила высокая молодая мусульманка, впереди нее уверенной походкой топал малыш. У нее было удивительное лицо – оно выплывало, казалось, из глубокой древности. Такие лица она видела только в дедушкиных подшивках «Нэйшнл Джеографик» – годов шестидесятых, когда еще на фотографиях можно было увидеть представителей по-настоящему далеких от цивилизации племен. Ее взгляд был устремлен куда-то за далекие горизонты, из вечности в вечность. Она сияла этой уникальной красотой, как черный бриллиант. И при этом была обыкновенной мамой, гуляющей с малышом по салону самолета.

При посадке снова плакали дети, сосед о чем-то непрестанно бубнил, но несколько глотков спиртного сняли напряжение, и теперь его болтовня совершенно ее не раздражала – она смотрела в окно и любовалась крохотными бельгийскими пейзажами, как будто в магазине, где продают ландшафты для игрушечных железных дорог – эти аккуратные домики, водонапорные башни, фермы с крохотными тракторами, опоры высоковольтных линий – все казалось по-рождественски игрушечным, таким родным и таким домашним. Колеса загрохотали по бетону – и на огромной скорости они полетели по прямой, а затем самолет снизил скорость, и они помчались по развилкам аэродромных полос.

В коридорах, ведущих к залу получения багажа, тоже была реклама зоопарка, как на Мальте – как будто все приезжие во всех городах мира первым делом стремятся попасть в зоопарк. Величественные львы, тигр-альбинос и настороженные сурикаты смотрели на нее с больших лайтбоксов. Кристине не нужно было получать багаж, поэтому она поспешила к выходу. Надо было еще разобраться, где здесь автомат для продажи билетов на автобус и где, собственно, происходит посадка.

На металлических креслах расположилось знакомое семейство с тремя детьми – мама заново упаковывала младшую в коляску, едва удерживаясь от истерики, а мальчики, как всегда, крутились возле отрешенного и безмятежно спокойного отца. Кристина сразу увидела, где находятся автоматы по продаже билетов на междугородние автобусы, и взяла себе один, действующий целый день. Ближайший рейс ожидался через полчаса, но ей еще надо было найти, где происходит посадка. Она впервые летела из этого аэропорта, а когда приехала, чтобы лететь отсюда на Мальту, то не совсем поняла, где их высадили и как она добралась от автобусной стоянки до терминала, и тем более не понимала, как найти дорогу обратно. Ее семья обычно не пользовалась бюджетными авиалиниями, и они всегда летали из центрального аэропорта Брюсселя. Но студенческая жизнь заставляла ее экономить, и она искренне не понимала, зачем тратить в пять или десять раз больше и лететь «Бельгийскими авиалиниями» или «Люфтганзой», когда можно с тем же комфортом добраться «Райанэйром».

Найти выход к автобусной стоянке оказалось легко. Перед тем как зайти, она выкурила айкос на площадке для курения – хотя можно было курить на любом открытом месте, она всегда предпочитала это делать на местах для курения сигарет, чтобы не причинять даже минимального неудобства окружающим. По ту сторону турникетов на прощанье обнимались подруги – одна в бирюзовом свитере, другая с бирюзовыми прядями в волосах.

3

В Шарлеруа было холодно. Теперь Кристина уже радовалась тому, что надела свитер под плюшевую курточку. Пальцы мерзли без перчаток. Она прошла через турникеты и побрела вдоль автобусных остановок в поисках той, где останавливается ее. Таблички указывали направление: Льеж, Брюгге, Брюссель. Кристина остановилась возле своей платформы, на которой уже стояли некоторые пассажиры с их рейса. Садиться на металлические скамейки в такой холод не хотелось. Она подпрыгивала, чтобы согреться. До посадки в теплый автобус оставалось еще двадцать минут.

И тут она увидела его – своего соседа-профессора, идущего вдоль автобусной стоянки, он как раз миновал платформу на Брюгге и приближался к ее остановке, размахивая портфельчиком. Увидев Кристину, он радостно замахал ей и ускорил шаг.

– Толком и не попрощались. Хорошо, что я вас встретил.

– А вы разве не на брюссельский автобус садитесь? Или наш тоже останавливается в Брюсселе?

– Вовсе нет! Я оставил машину на третьей парковке, а это, к несчастью, единственная из четырех, до которой нужно добираться на автобусе. Вон тот белый, в самом конце стоянки. Предлагаю вам свою компанию! – он открыл портфель, и порывшись в нем, достал пакет с пустыми бутылками. – На машине ехать гораздо комфортнее. Мой автобус уже стоит, и через десять минут мы уже будем ехать в машине в направлении Брюсселя. Надеюсь, я не похож на похитителя юных дев? Вы же меня не боитесь? Дайте только выбросить бутылки.

Профессор отошел к мусорному контейнеру, и Кристина услышала, как звякнули бутылки «Амброзии». Неудобно было отказывать такому приятному человеку. Как будто она его боится. Это может его оскорбить.

– Нет, ну что вы! – она посмотрела на табло. Восемнадцать минут. Так и околеть можно. – А давайте, поехали!

Профессор подхватил ее чемоданчик. Они добежали до белого автобуса и поднялись в салон. На входе профессор показал куар-код со своего телефона и отсыпал мелочь.

– Здесь надо платить? Давайте я заплачу за себя.

– Это за парковку, вы здесь ни при чем. Располагайтесь, где вам удобнее.

– Господи, как тепло! Уже жалею, что не осталась на Мальте подольше.

В автобусе с ними ехала та невероятной красоты молодая мусульманка с мужем и ребенком, а также пожилой мужчина африканского происхождения в широком салатово-зеленом клетчатом пальто, надетом поверх обычной черной парки, и элегантных клетчатых брюках. Такая стрит-многослойность наверняка была следствием холода, а не изучения модных трендов, но выглядело это изумительно – именно потому, что не было какой-то дизайнерской выдумкой. Из-за чего она всегда вглядывалась в стрит-фэшн, особенно в стрит-культуру небогатых районов, она даже собиралась посвятить истории интеграции стрит-фэшна в индустрию свою следующую курсовую работу.

Автомобильная стоянка номер три больше была похожа на огромное кладбище, тем более что указатель на кладбище они тоже только что проехали. Огромный заснеженный пустырь, окруженный забором с колючей проволокой, на котором теснились покинутые хозяевами автомобили. Над кладбищем взлетал самолет – можно было наблюдать взлет очень низко. Они зашли на стоянку вместе с семьей, ехавшей с ними в автобусе. Африканец растворился в тумане.

Когда они шли по заснеженной дорожке к машине, она вдруг испугалась и стала ругать себя за то, что согласилась на предложение незнакомца. Особенно вдруг страшно стало, когда та семья исчезла из вида и они остались одни на этой огромной пустой стоянке. Она вдруг почувствовала запах мочи. Видимо, здесь не было туалетов, и некоторые не отказывали себе в возможности облегчиться, спрятавшись за соседней машиной.

Но вот профессор пикнул пультом – в ответ ему мигнули огни большого черного «порше», и страх пропал. Она хотела было сфотографировать номера, но профессор открыл багажник, чтобы положить ее чемодан, и кивком головы предложил садиться в машину. Оскорблять его недоверием ей не хотелось, номер она запомнила, но фотографировать не стала. Дверца захлопнулась.

– Никогда этот куар-код не работает, нажму на кнопку, – провозгласил он, когда они подъехали к автоматическим воротам. Он опустил стекло водительской дверцы и нажал на кнопку связи с диспетчером. Никто ему не ответил и не запросил номера квитанции. Ворота просто открылись, выпуская машину со стоянки.

4

Комиссар полиции Казимир Гнедич вышел из припаркованной машины и пересек по диагонали синий квадрат парковочного места для инвалидов, наступив на пиктограмму, изображавшую колясочника. Напарник едва поспевал за ним.

– Сколько раз проезжал мимо и никогда не думал, что однажды здесь пообедаю. Как-то в голову не приходило. Слишком необычно. А когда слишком необычно, кажется, что тебе не по карману.

Казик усмехнулся:

– Сейчас сам все увидишь.

Они поднимались по пустой белой лестнице. Поворот, еще поворот. Направо – заснеженная детская площадка с гаргантюанскими фигурками уродливых утят и насекомых на пружинках, за ней – выход на наружную лестницу: «Бон вояж», налево – сияющая надпись «Ресторан» – слово, которое всегда отпугивала Жана. Он предпочитал менее пафосные кафе, бистро, закусочные, только не этот вот «ресторан».

Однако ресторан оказался обычной столовкой. Проезжая мимо этого моста-ресторана, Жан всегда представлял себе нечто особенное за этими стеклянными витринными окнами, особенно когда вся эта конструкция светилась в ночи теплым оранжевым светом. А тут он увидел почти пустой зал, обычные столики без скатертей и кресла с дерматиновыми сидениями, потрескавшимися, словно кора деревьев. Из глубоких трещин местами торчал поролон. Очереди к стойке тоже не было. Они взяли подносы и стали выбирать ланч по светящемуся меню.

– Мне, пожалуйста, болоньезе, – голос комиссара отвлек Жана от размышлений.

– Просто пасту или меню?

– Давайте меню. Что там в нем? Кола и десерт. Хорошо. Где взять десерты?

Парень указал на светящуюся витрину, и Казик направился к ней.

– И мне возьми. Я тоже беру меню.

– Тирамису или шоколадный? – закричал Казик на весь пустой зал.

– Шоколадный.

Жан взял бургер-меню и прихватил для напарника фанту из холодильника. Комиссар Казимир Гнедич всегда пил фанту.

Они выбрали столик над исходящим потоком автомобилей. Это было волшебное зрелище – сидеть над этими потоками. И не просто сидеть, а еще и наслаждаться десертом. Комиссар всегда начинал с десерта – после нормального сытного обеда никогда не хотелось никакого сладкого дерьма, а вот умять десерт, пока ждешь горячее спагетти – милое дело. Тем более, Жан уже пожирал свой бургер, и смотреть на него было невыносимо.

Терраса для курения была закрыта. Он вгляделся в глубину – что-то мелькнувшее там его насторожило.

– Я выйду покурю.

– Терраса вроде закрыта. Холодно, никто не сидит уже на открытом воздухе.

Казик дернул ручку, убедился, что терраса закрыта, и подозвал работника кафе:

– Откройте, я выйду покурить.

– Терраса закрыта на зиму. Курите на улице.

Казик предъявил свое полицейское удостоверение:

– Не очень-то вежливо выгонять посетителей на улицу, когда в ресторане имеются специально отведенные для курения места.

Жан только покачал головой. Так злоупотреблять служебным положением! Однако работник тут же принес ключ и пепельницу.

Оказавшись за стеклом, Казик достал сигарету и закурил. Затем Жан увидел, как напарник вынул свой айфон, вставил гарнитуру в ухо и стал медленно с кем-то говорить, опершись задом о столешницу единственного на террасе большого стола.

Казик подошел к одетому не по погоде сутулому блондину в красной футболке, который сидел в торце стола, непринужденно скрестив руки на груди. Он сразу же, как только выбрал столик и бросил взгляд на террасу, заметил этого парня.

– Раньше я тебя здесь не видел. Впрочем, неудивительно, в такое место обязательно должен был кто-то прийти. Идеальное пространство для таких, как ты, да? Пустынно, никто тебя не потревожит, и за жизнью проезжающего сброда можно понаблюдать.

Парень в красной футболке молчал. Ему неинтересно было отвечать. Большинство из них неразговорчивы. Именно поэтому они выбирают такие места. Им уже неважно, холодно здесь или тепло – им не нужно тепло. Им не нужна пища и вода. Главное, чтобы было пустынно и не суетно. Однако иногда их тянет к людям. Просто понаблюдать.

– Подожди. Мне кажется, я где-то раньше тебя встречал? Двойное убийство под мостом святого Аманда!

Блондин едва заметно кивнул.

– Ты несколько лет просидел под этим мостом. Тоже хорошее место, я бы и сам там поселился в твоих обстоятельствах. Убийство так и не раскрыли, насколько я помню. Можешь даже не говорить, как тебя зовут. При случае запрошу дело.

– Олаф.

– Олаф. Как снеговика? Из детского мультика? Хорошо, Олаф. Казик, – полицейский ткнул себя пальцем в грудь. – Будем знакомы. А пока я пойду перекушу. Всего доброго! Чус!

Полицейский затушил сигарету в пепельнице и покинул террасу.

Пока Казик курил на террасе, принесли пасту болоньезе. Это были самые обычные столовские макароны-перышки, залитые обжаренным фаршем, не очень обильно разбросанным по коричневому соусу. Он потряс над порцией пакетиком с сырными крошками и приступил к обеду. Жан уже доедал свой десерт.

– Ты с кем-то говорил по телефону? Начальство звонило?

– Личное.

Они оставили подносы на столе для грязной посуды и направились к выходу. До Рождества было еще далеко, не настало еще даже время Адвента, а в зале уже стояла елка, возле которой высилась гора настоящих игрушек – плюшевых гигантов, кукол, коробок с разными роботами.

– Они что, продают их здесь? Иначе какой смысл выставлять здесь настоящие игрушки. Ладно там, медведя можно взять поиграть, а коробку с паровозом никто ведь не позволит распечатывать.

– Ты во всем пытаешься найти дополнительный смысл. Возможно, все гораздо проще, и владелец решил, что гораздо дешевле вместо новогодних декораций выставить коробки с настоящими игрушками.

– Брр-ррр. Холодно. Поехали на лифте.

– Никогда не пользовался здесь лифтом.

– Просто для тепла.

– Сейчас в машине будет тепло. «Ответственный за содержание лифта – компания “Кувейт ЛТД”». Откуда здесь Кувейт? И зачем я вообще это прочитал? Мне что, больше не о чем задуматься в этой жизни?

– Господи, сбылась мечта идиота – посидеть в этом ресторане! Лучше бы не сбывалась. В моих иллюзиях он был гораздо привлекательнее. С прекрасными дамами, фужерами и приборами на салфетках.

– Прекрасная дама там была. Поглощала какую-то дрянь и пялилась на тебя из угла, а ты, как всегда, ничего не заметил, – проговорив это, Казик снова вытянул из пачки сигарету.

5

Казик никогда их не искал. Они появлялись в самых неожиданных местах, вдруг вспархивая яркими красками в проемах окон заброшенного здания, как девушки на знаменитом фото Ормонда Джильи. Летом их даже не отличить было от бомжей, заселяющих самые неудобные углы – летом везде тепло, и никогда не поймешь, кто это там сидит на раскладном стуле среди овощных коробок – обычный бродяга и наркоман или один из них. Зимой было проще. Вот и сейчас, обратив внимание на молодого человека, сидевшего у заброшки над заливом, он задался сомнениями. Это был старинный мальтийский особняк из желтого камня, парадная дверь была забита жестью, уже успевшей проржаветь, балясины балкона крошились, ступени поросли каким-то тропическим плющом, но все равно он создавал впечатление внушительного аристократического родового гнезда.

Никогда раньше комиссару уголовной полиции Казимиру Гнедичу не приходилось бывать на Мальте. Крохотный аэропорт не отличался от других островных аэропортов, на которых ему приходилось бывать. Он вполне мог спутать его с аэропортом того же Корфу, куда он однажды летал в отпуск – тот же самый модернизм шестидесятых, изрядно поизносившийся и потрескавшийся. И хотя они катили по обновленной полосе, другие полосы были покрыты поистине вулканическими трещинами, тщательно залитыми каким-то темным составом. Казимир забрал багаж и, еле отбившись от тщательно зализанного бодрого юноши лет сорока с туристическими брошюрками, пошел на выход. Встречающих было немного, и все местные таксисты и аэропортовые проходимцы пялились на него и на сотрудника мальтийского интерпола, который приехал его забрать.

– Вам не повезло с погодой. На прошлой неделе еще купались, а в последние дни постоянно штормит и дождь. Зимой хозяйничает григаль, такое иногда бывает – просто светопреставление! Приедем, пока не забыли – покажу вам видео, как три года назад на набережную выбрасывало рыбу. Водители останавливались на трассе и просто подбирали ее с асфальта. Не поверите своим глазам!

Пальмовая листва над припаркованными машинами угрожающе шумела. Воздух был влажный и теплый – приятно вдыхать после бельгийских холодов. Они уселись в старенькую, но не такую плохую «хонду сивик» с правым рулем, и понеслись в направлении столицы. По дороге мальтийский полицейский коротко ознакомил прибывшего с распространенными заблуждениями и реальной географией архипелага.

– Помимо Мальты – все забывают – на нашем балансе, так сказать, еще острова Гозо и Комино. С Комино проблем не бывает – население два с половиной человека…

Они припарковали автомобиль возле пиццерии с желтыми маркизами напротив департамента, такого же древнего обшарпанного здания, как и все, мимо которых они проезжали, над которым, однако, гордо развевался флаг страны. Коллега кивнул на табличку у входа:

– Полиция Мальты – старейшая в Европе, учреждена в самом начале девятнадцатого века, как можете видеть. Однако с интерполом мы начали сотрудничать только в семидесятых.

Судя по интерьеру, в семидесятых здесь все и застыло. В кабинете было по-домашнему уютно, в верхней арочной створке окна лениво вращался допотопный лопастной вентилятор. Сотрудница предложила им кофе, и Казимир пожалел, что не захватил с собой бельгийского шоколада в качестве сувенира. В этой обстановке такой презент смотрелся бы вполне уместно. В департаменте так же лениво, как вращался местный вентилятор – лениво, но планомерно – вот уже с полувековым стажем, занимались прежде всего мошенничеством и отмыванием денег, наркотрафиком и деятельностью международных картелей.

– Семья живет в районе залива Марсаскала, сразу за церковью святой Анны, сейчас мы с ними созвонимся, а после обеда я могу вас туда отвезти. Думаю, всем будет комфортнее, если вы встретитесь с ними дома, заодно посмотрите обстановку. Если вы предполагаете, что девушка могла не вылететь с Мальты, обратите внимание на первую реакцию родственников. Запрос в аэропорт мы уже подали. Но перед обедом мы вас поселим.

Здание, в котором находилась служебная квартира для командированных, находилось в новом квартале, в одном из одинаковых коричневых домов с белыми балконами, похожими на кирпичики Лего. В полной тишине ему даже был слышен звук, с которым они в свое время к этим домам прищелкивались. Настолько в этом квартале все казалось ему игрушечным.

Они прошли вдоль длинной стены, как бы в узком тоннеле, продуваемом сквозняком, и подошли к подъезду. Коллега объяснил ему, что такие туннели сооружают специально, чтобы по двору гулял ветер и охлаждал стены, потому что летняя жара бывает невыносимой. В идеально чистом подъезде пахло средством для уборки.

– До вас тут приезжал коллега из Норвегии, одного бизнесмена пырнули ножом просто на улице, но поскольку бизнес его был несколько сомнительным и имелась вероятность, что он связан с некоторыми конторами, незаконными конторами, или почти законными, занимающимися здесь отмыванием денег, это дело потребовало присутствия представителя Норвегии. В квартире убирали, но надо немного подождать, чтобы выветрился запах табака. Конечно, мы не можем вам запрещать, но рекомендуем не курить в квартире. Воспользуйтесь балконом.

6

Выпал первый снег. Казик заметил это не сразу. Спустившись с утра на кухню, он не стал включать обогреватель, а вместо этого сделал несколько упражнений для плечевого пояса – руки вверх, руки в стороны – скорее, чтобы согреться и придать значимости ленивому утру, пока поджаривались тосты и брюзжала кофеварка. Взглянув на потолочное окно, вместо неба он увидел только мутное пятно – окно было засыпано снегом. Он раздвинул шторы, чуть не наступив на одну из них. «Клоте-клоте[1], Дрис ван Нотен!»[2] – шторы до сих пор были не подрезаны и стелились по полу, как брюки одного из знаменитых костюмов Дриса. Поднял планки жалюзи – и в душе вдруг вспыхнула радость, яркая, как в детстве, когда смотришь на первые снежинки, падающие на землю, на покрытые белым одеялом черепичные крыши с черными проплешинами вокруг каминных труб и тонкий дымок, проплывающий от соседей сквозь эту снежную красоту. Тут же вспомнилась мелодия из телевизионной передачи «Пеппи и Кокки», из каких-то детских ощущений тридцатилетней давности – и напевая эту мелодию, он наваливал на тосты все, что нашел в холодильнике – сыр, салями, консервированный перец, остатки листьев салата. Сдобрив всю эту красоту «Самбал олеком», он уселся завтракать.

Жена профессора вместо того, чтобы сгладить ситуацию, начала вчера расписывать, какой ее муж хозяйственный и домовитый, обустраивает летний домик возле монастыря под Брюсселем, хочет сдавать туристам посуточно. Она, конечно, рассказывала это не для того, чтобы навредить мужу, а простодушно приукрашала его образ в глазах вежливого и, несомненно, по-доброму расположенного к ней комиссара. И ехать надо было именно сегодня. Поскольку по той же простоте душевной она полностью перескажет свой разговор с полицейскими мужу, а тот, если он все же имеет отношение к делу, откладывать сокрытие улик не станет.

Автомобильные «дворники» первым движением сдвинули сугроб с лобового стекла, шурх-шурх – смахнули оставшееся, – и Казик медленно вырулил с дворовой парковки на свою улицу. Когда он только купил этот свой «мицубиши», то не отрегулировал зеркала после предыдущего хозяина. Тот, видимо, был пониже ростом, и Казик этого не учел. Кресла отрегулировал, а на зеркала внимания не обратил. Поэтому получилось ситуативное слепое пятно, которое возникало только в случае, когда машина движется навстречу с его же скоростью. Он так это понял, когда пытался разобраться. В общем, задел машину мужика с соседней улицы – просто не увидел, что машина стоит на перекрестке слева, куда он поворачивал. Немного задел, все порешали в итоге, обе машинки – как новенькие, и зеркало на СТО ему заодно отрегулировали. Но с тех пор на этом своем монстре он особенно осторожно ездил по маленьким улочкам, даже если они ему были хорошо знакомы и катался он по ним уже очень много лет.

– Жена у него дура, конечно. Вспомнил, как один раз допрашивали мать мужчины, который совращал собственную дочь, когда ее отпускали к нему на побывку, – Казик рассказывал это, как будто оправдываясь перед напарником, которого вытащил в такую погоду в нерабочее субботнее утро, чтобы проверить дом, даже адрес которого пробивать пока было незаконно – не соответствовало процедуре. – Пожилая женщина искренне не могла в это поверить, и чтобы выгородить сына, стала плести чушь, которая ему только больше могла навредить. Мол, он такой заботливый отец, когда ее к ним отпускают, он все время проводит с дочкой. На зимних каникулах он даже взял отпуск на работе, чтобы быть все время с ней. Я понимаю, что полно нормальных отцов, которые проводят все время с детьми, и укладывают их спать, и купают. Нет, там случай был абсолютно доказанный, плюс у него в компьютере нашли залежи детской порнографии. «Он фотограф, он работает и днем, и ночью. Постоянно сидит за компьютером, когда не на работе. Он очень трудолюбивый и делает все, чтобы заработать и помогать девочке». В общем, напомнило мне ту историю. Непременно надо было взглянуть на этот домик возле монастыря.

Объехать монастырь не получилось – единственная дорога была перегорожена бетонными блоками, поэтому автомобиль пришлось поставить на парковке возле центрального входа. На вазонах с геранями, которые как-то даже умудрялись цвести этой теплой зимой, еще лежал снег.

– У нас нет никаких оснований просто запросить разрешение на обыск?

– О чем ты говоришь? Мы просто едем взглянуть. Даже хорошо, что она так незаметно обмолвилась. Я не стал акцентировать на этом внимание. Надеюсь, она об этом даже не вспомнит в разговоре с ним, и если там что-то есть, мы сможем дать запрос о круглосуточном наблюдении.

– Даже если там что-то есть, круглосуточное наблюдение ничего не даст. Ну, навещает он этот домик время от времени, ну, привозит стройматериалы какие-то. Йозеф Фритцль, как ты помнишь, двадцать четыре года удерживал в подвале дома свою дочь... своих дочерей, детей... Фу, блядь, мерзость, даже не хочется вспоминать. Двадцать четыре года. Ты можешь себе представить? И, к слову о любящих женах и матерях, никто ничего не заподозрил.

Они медленно шли вдоль монастырской стены в направлении поселка – впрочем, это был даже не поселок, а несколько разбросанных по холмам домиков, скорее всего, старых фермерских построек, которые позже новые владельцы приспособили под жилье. Карминно-красная стена монастырского строения была высоченной, и если на уровне второго этажа окна были обычного размера, то на уровне первого они были скорее похожи на бойницы – узкие, высокие, но также перегороженные решетками – до смешного – в одну или две струны. За некоторыми из окон пробивался свет.

«Интересно, почему такие окна именно на первом этаже? – размышлял Казик. – Как бойницы они не годятся – кто стреляет из подвалов? Бойницы, по идее, должны быть вверху. Наверное, для сохранения тепла. Но почему тогда на втором этаже (если это второй), обычные окна? Возможно, летом они жили в верхнем этаже, а зимой отапливали только нижний, а верхний закрывали?»

– Я не верю, что жена не знала, – продолжал кипятиться сержант. – Как можно не замечать очевидных вещей? Каждую неделю им надо было покупать тележку еды. Когда дети были маленькими – памперсы, постоянно детскую одежду разных размеров. У меня один ребенок, и когда я езжу в супермаркет и выкладываю на ленту продукты, сложно этого не заметить. Неужели за все эти годы он не встретил в магазине никого из своих соседей? Даже если ездил в супермаркет без жены. Допустим. И тогда еще в ходу были наличные, и жена не могла проследить по его карте, куда уходят средства. Допустим, она не смотрела чеки, которые у него по карманам были рассованы – хотя, я в это смогу поверить в самую последнюю очередь среди всего перечисленного. К тому же, в глубинке все друг друга знают, все эти продавцы магазинов, соседи, которые должны были видеть, как часто он навещал тот якобы пустой дом и что привозил.

«Или на верхнем этаже вели обычный для монахов образ жизни, а в нижнем у них были пыточные и ритуальные секс-комнаты», – подсказывал Казимиру дьяволенок с левого плеча. Так они шли мимо этих вертикальных фонариков в неприступной стене. Казик вполуха слушал рассуждения сержанта и пытался отогнать глупые мысли. Стена собственно здания закончилась, и потянулась заградительная стена, словно старинное серебро, подернутая тонкой зеленой патиной. «Серебро не бывает красным», – шепнул на прощание дьяволенок и заткнулся.

– Ты еще слишком молод, мой друг, – наконец-то вклинился он в рассуждения напарника. – Я вполне допускаю, что эта курица не то что ни о чем не догадывалась, но любой странности находила оправдание. Обыватели могут быть чудовищно слепыми.

– Но не настолько же! Месяц, два... ну, год. Я могу себе это представить. Но двадцать, сука, четыре года! Жену тоже надо было привлекать.

По зданию и заградительной стене тянулись сухие ветви плюща. На стене здания плющ уже высох – и ветви напоминали серые вены смерти, дельту реки, волосы мертвой возлюбленной. На заградительной стене, дотянувшись до верха, плющ еще зеленел, а кое-где он выглядывал из-за стены, с территории монастыря, выбиваясь сквозь несколько рядов колючей проволоки – как пытающийся сбежать узник. Дальше забор стал ниже – и отойдя на довольно значительное расстояние, они уже могли рассмотреть всё вытянувшееся по линии горизонта монастырское строение – с монолитным комплексом зданий, башнями и укреплениями, составлявшими единый ансамбль. Зрелище было впечатляющим и таинственным.

– Именно поэтому я и решил взглянуть на его загородный домик. Придраться там не к чему: он довез девушку до брюссельского вокзала, потому что было холодно. Вполне логично. Ничего странного. Попрощался. Больше не встречал. Даже телефонами с ней не обменялся. Что ты ему предъявишь? А взглянуть надо. Чтобы это тоже не превратилось в двадцать четыре года. Как, кстати, ты помнишь, что именно двадцать четыре? Не зря в отделе ходят слухи, что у тебя феноменальная память.

– «Калибан».

– В смысле? – Казик остановился и огляделся вокруг. Не сказать, что место было совсем безлюдным. Несколько раз они встретили мужчин и женщин, гуляющих с собаками. За забором было все еще зеленевшее поле. Там, где забор был невысок, а кое-где уже даже повален, можно было увидеть футбольное поле, площадку для тренировки охотников и вышку для стрельбы по мишеням.

– У группы «Калибан» есть песня «Двадцать четыре года», посвященная этим событиям.

– Что за группа? Впервые слышу.

– Немецкая. Да должен был слышать, она с девяностых существует.

– В таком случае, название группы провидческое.

– В каком смысле?

– Но скорее, тут речь не о предвидении, – он продолжал разговаривать сам с собой, уловив, что Фаулза сержант не читал. – Просто если изначально у тебя установка именно на такой трэш, жизнь всегда подкинет тебе материал для песни. Но я трэш не слушаю, честно говоря. Металл вообще не люблю.

Там, где забор был повален, они увидели хибарку. Хибарка, очевидно, тоже принадлежала монастырю. Дверь в нее была не заперта. Во дворе кроме двух деревянных стульев стояло нечто, похожее на школьную парту пятидесятых годов. Сначала Казик подумал, что это парта, но потом понял, что это фрагмент храмовых сидений – скамейка со столом. Его смутило, что эта парта была черного цвета. Однако, для храмовых скамеек стол слишком широкий. Возможно, при монастыре была школа, и это действительно парта.

Напротив, через дорогу, за живой изгородью боярышника и коваными воротами, украшенными по всему полю черными – а на стыках створок золотыми – акантовыми листьями, мерзли ухоженные ряды виноградника. Виноградник был небольшой, но видимо, имел историческое значение, поскольку за воротами находился информационный стенд с копией старинной карты этого виноградника в виньетке из монастырских зданий. На огромной винной бочке, увенчанной литым чугунным рукопожатием, также имелась какая-то табличка.

Он подошел поближе к изгороди и всмотрелся в табличку. Тут он почувствовал, что кто-то так же напряженно всматривается в него. В сплетении веток боярышника, за трепещущими, еще местами зелеными, но поредевшими листьями, как в колючей клетке, сидела маленькая зарянка. Распушившись, почти перестав дышать, птичка внимательно смотрела на него своими черными булавочными глазками. Он медленно, стараясь не спугнуть зарянку, отошел от изгороди. Птичка не шевельнулась, пока он продолжал этот маневр. Хотелось, конечно, ее спугнуть, чтобы она вспорхнула или хотя бы шевельнулась, но в этот раз победил ангелочек на правом плече. Тем более, комиссар был здесь не на прогулке.

За виноградником виднелось словно гребенкой расчесанное поле, и чуть в сторону от этого поля, возле леса, уже можно было разглядеть дом, который они собирались осмотреть.

Перевод с нидерландского Елены Мордовиной

[1] (вернуться) Клоте (нидерл.) – проклятье, черт побери.

[2] (вернуться) Дрис ван Нотен – известный бельгийский дизайнер.