ПЕРЕВОДЫ # 100




Геннадий МАНУЙЛОВ
/ 1943–1996 /

«Курчавый отрок, словно ветер…»



Известный кустанайский поэт и публицист Геннадий Степанович Мануйлов во всех смыслах был человеком неординарным. Моё личное осознанное знакомство с ним состоялось в 1993 году, когда я была ещё студенткой факультета русской филологии, а он признанным мэтром, которого в городе каждый знал в лицо и которому кланялись при встрече. Геолог по профессии прослыл заядлым пушкинистом, мог запросто прочесть наизусть «Евгения Онегина» и всю жизнь собирал всё, что связано с именем Пушкина. Его деятельность как пушкиниста-исследователя была известна далеко за пределами Казахстана. По его приглашению дважды Кустанай посещал правнук поэта Г.Г. Пушкин. В 1979 году Мануйлов организовал в Кустанае Пушкинский музей. Родился Г. С. Мануйлов 25 августа 1943 года в Кустанае, а ушёл из жизни в сентябре 1996 года, но остались его стихи, а в них – любовь к Пушкину.

Надежда Рунде



* * *

Курчавый отрок, словно ветер,
Неугомонен, резв и мил…
Ещё Державин не заметил,
Портрет Жуковский не дарил.

В кругу лицейского союза
Ещё не первый по уму,
Ещё божественная Муза
Приходит изредка к нему.

Ещё свободой не рискует
За вольнодумство, и пока
Тела казнённых не рисует
Он на полях черновика.

Ещё не в ссылке, не в опале,
И не «Онегина» творец.
Ещё на свете нет Натальи,
И Николай – совсем юнец.

Ещё не раб, не камер-юнкер
В надменной свите при дворе.
Пока ещё мальчишка юркий
С туманным мненьем о царе.

И не стоит он, чуть сутуля
Под дулом плечи средь снегов…
Всё впереди ещё. Но пуля
Уже отлита для него.


В КРУГУ
ЛИЦЕЙСКОГО СОЮЗА

Он целый день рассеян, возбуждён,
Дерзит друзьям и невпопад хохочет.
Чего он добивается, что хочет,
Что с ним стряслось? Неужто он влюблён?

А ночью, когда улицы тихи
И Царское в объятиях Морфея,
В четырнадцатой комнате Лицея
Горит свеча и слышатся стихи.

Он пишет ей, которая с ума
Свела весь курс, – Бакунина сестрица.
«Ах, Катенька, в тебя ли не влюбиться,
Когда любови жаждешь ты сама!»

А он поэт. Сам Бог ему велел
В прелестных дев без памяти влюбляться,
Им посвящать стихи и восторгаться – 
Удел поэта. Сладостный удел.

Но, как назло, не ладится строка.
Он рвёт бумагу, комкает, и снова
Обдумывает найденное слово,
Рисует профиль в уголке листка.

А за стеною тонкой спит давно
Первейший друг, забав весёлых спутник,
Ещё не государственный преступник,
А лицеист по прозвищу Жанно.

…Закончен стих, и Пушкин в коридор
Выходит, и по лестнице на выход
Крадётся кошкой, сдерживая выдох,
Чтоб не заметил строгий гувернёр.

А ночь стоит, прохладна и свежа,
Плывёт луна меж туч неторопливо,
И дует ветер с Финского залива,
И он влюблён, и жизнь так хороша…


НОЧЬ
В МИХАЙЛОВСКОМ

На Михайловские рощи 
Опустилась тишина…
Тускло светит месяц тощий,
Сороть в сон погружена.

Снова к Липовой аллее
Путь-дорожка привела,
Где когда-то, вся алея,
Анна Керн с поэтом шла.

Ни огня, ни дуновенья.
Липы старые тихи.
И про чудное мгновенье 
Вспоминаются стихи.

На скамейке до рассвета
Просижу, смежив глаза,
Чтоб услышать рядом где-то
Их шаги и голоса…


* * *

На Чёрной речке вечная зима.
В любое время года – непогода,
В которой боль великая народа
И русская история сама.
Что май бурлит – не верь своим глазам.
То вьюги свист. Здесь даже знойным летом
Ты рядом с окровавленным поэтом
Идёшь по снегу вязкому к саням.

Здесь даже в светлый полдень – полутьма,
И облака нахмуренные низко
Проносятся, касаясь обелиска…
Цветы живые… Вечная зима.


БЕССМЕРТЬЕ
 
Он смерти ждал. Кружилась голова.
Пора с семьей, с друзьями попрощаться.
Припомнились поспешные слова:
«Когда поправлюсь – снова будем драться!
 
Жаль не могу. Аренд приговорил,
И царь просил покинуть мир навечно
По-христиански. Кабы Пущин был,
То помирать намного было б легче».
 
Данзас молчал. Морошку принесли.
В дверях застыла бледная, как вата,
Любимая мадонна – Натали,
Которая ни в чем не виновата.
 
Ах, как она блистала на балах!
Как извелась в рыданиях и стонах!
И слезы навернулись на глазах,
Когда детей вносили полусонных.
 
Тоска. Теснит дыхание. Туман.
И ничего нельзя уже поправить.
«Возьми, Жуковский, перстень-талисман,
Сними с руки – мне тяжело – на память».
 
А Петербург бурлил. На Мойке лед
Звенел. Толпа гудела и качалась.
Валил проститься с Пушкиным народ.
Кончалась жизнь. Бессмертье начиналось.



Повернутися / Назад
Содержание / Зміст
Далі / Дальше