ПРОЗА Выпуск 83


Александр ПРОТАСОВ
/ Киев /

Duende



DUENDE


Как было ясно Федерико Гарсиа Лорке, дуэнде – это не вдохновение, это не Муза, даже не талант. Это то, что живет в крови. И, где-то не соглашаясь со своим другом Дали, он отрицал, что дуэнде – это Ангел, который движет рукой художника. Это страсть. Это полет. Кто-то из персонажей его лекции сказал: у такого-то нет дуэнде, он хороший актер, но у него нет дуэнде. Это неправильный подход. У него сейчас нет дуэнде или у него вообще его нет? Дуэнде – это запечатленный миг, оно может быть в одной единственной песне. За всю жизнь.

Есть понятия, которые не подлежат определению. Что такое Вера? Вера – это Бог. Но Бог – это Бог. Можно сказать, что дуэнде – это дуэнде. Нет, дуэнде – это свобода. Свобода отношений между тобой и твоим Искусством, твоим Творчеством. И поэтому оно должно иметь форму. Кроме того, за дуэнде надо платить. Почти всегда – дорого.


Кисть Хокусая танцует фламенко,
Изображая простую лошадь.
Женщины стирают в реке. На горизонте Фудзи.


ХАЙКУ И ХАЙБУН


Почему эти коротенькие, пяти- или трехстрочные произведения поэзии, скорее всего, очень далекие от оригинала в русском переводе, трогают душу? Скорее всего, потому, что они созвучны самой природе ощущений. Они всегда кратки, как чувство нежности к падающему осеннему листку, восхищения – к лучу солнца сквозь облака, радости – при виде детишек, копошащихся в песке. Да это весь мир! Мозаика мира. Немногим дано рассмотреть в отдельности каждый кусочек смальты. Да это и не нужно всем. Всем – достаточно видеть общую картину. Дай Бог заметить хоть сотую часть этих прекрасных мгновений. Мир разнообразен.

Я не знаю, надо ли прозаическую часть хайбун рассматривать как объяснение поэтического всплеска. Но если такая форма родилась, значит, автор чувствовал в ней потребность. Я думаю, что «Доктор Живаго» – тоже хайбун. Пастернаку понадобился целый роман, чтобы в конце прозвучало:


Свеча горела на столе,
Свеча
Горела.


СООБЩЕСТВА СЛОВ


Я ходил по питерским книжным магазинам и магазинчикам без какой-то особой цели. У меня уже давненько пропал зуд покупателя книг. Книги стали как-то сильно тяжелы и дороги, а пространство, ими занимаемое в моем жилом окружении, превысило некие разумные пропорции. Но отказать себе в удовольствии полистать? Качество полиграфии в нашем мире значительно улучшилось, и переплет стал разнообразен и приятен на ощупь.

В светлой обложке одна пялилась на меня, как только я вошел в магазинчик. Я сразу не понял, что именно пялилось – «Пабло Пикассо», «Стихотворения» или его рисунок – женская головка?

То, что я открыл на первой же странице, не было собственно стихами. Это были геометрические фигуры из слов. Прямоугольники – в большей части.


31 октября 1935 года
в спальне новобрачных помещения с осторожностью на край
подоконника между корзиной и овощами бутылкой жавелевой
воды и веточкой петрушки рука вызывающая

или


11 октября 1936
повязать на шею как шарф ванну наполненную кипятком повязать
на шею как шарф платяной шкаф наполненный грязным бельем

Что думал Пикассо 11 октября за четырнадцать лет до моего рождения не предполагая что один пожилой барселонский босяк украдет у меня кошелек посреди толпы стоящей у музея Пикассо жарким летом в готическом квартале но я был турист и воспринял это как должное я был чужим самым чужим потому что я понимал что чужой можно воровать у чужих это закон африканский индейский а также цыганский а также всемирный может быть только так мы поддержим свой этнос только вот места здесь нет шарфу наполненному кипятком amarillo может amargurado что управляет миром слова числа даются в награду

Как учил Пелевин, хайку писать очень просто, надо только вместо километров ставить ри.


Много дорог я прошел
Тысячи ри
А мир одинаков везде.


ЗЕМЛЯКИ


На каких-то тропках жизни встретил земляка. – А! Земляк! Хорошо иметь земляка. Можно поговорить о той стране, которая уже давно не наша. Не то чтобы не та, но принадлежит уже другим мальчикам. Которые будут её вспоминать и рассказывать внукам, как она была хороша. Бог знает, что мы приобрели и что потеряли. Что еще обретем. Что там сказал Джон Донн? Человек не остров. Земляк – это как веточка знакомого дерева, принесенная волнами океана к твоему берегу. Почему же не остров? Еще как остров!


В море ушел моряк
Думал, к зиме вернется.
Оказалось – на целую жизнь.


СВОИ И ЧУЖИЕ


В одной из своих книг о путешествиях по Ориноко Александр фон Гумбольдт делает кошмарно справедливую заметку. Рассуждая о каннибализме среди индейцев, он приходит к выводу, что в основе его лежит глубокое, почти физиологическое убеждение, что люди другого племени совершенно иные, скорее из разряда тапиров, обезьян, капибар, то есть того, что может быть предметом охоты и потребления. (Кроме того, в этих, казалось бы, богатых кормами краях, был сильнейший дефицит белковой пищи, есть кого-то надо…)

И если мы пытаемся убедить индейцев в неправильности этих жизненных установок, то, замечает Гумбольдт, они ведут себя также как мы, просвещённые европейцы, которым вегетарианец индус, весь в слезах, пытается доказать, что все животные с теплой кровью, как и люди – одной, теплой крови.


Включай телевизор –
На Ориноко ехать не надо.
Как полюбить в этом мире?

2013–2014




Назад
Содержание
Дальше